— Наш последний разговор, — он запнулся, и смотрел тревожно, в упор. — Твоя «пульсация» с наездами в город…
— Ты решил меня воспитывать, что ли? — криво пошутил я.
— Нет. Напротив… Хорошо, что зашел сюда.
Его взгляд следовал за мной, как луч искателя.
— Ты опять покинешь Лаверту?
— Ну?
— Не возвращайся. Лучше всего уезжай совсем.
— Зачем?
— Я и так слишком много сказал, — он отвернулся. Это не было приглашением уходить. Но он и вправду не собирался рассказывать.
— Я знаю, что за мной кто-то следит. Ты постоянно пытаешься меня о чем-то предупредить… И хоть бы раз договорил до конца. Не считаешь, что это глупо выглядит?
— Я не боюсь показаться дураком. Не путай меня с Рысью…
— Ладно. В прошлый раз ты намекал на какие-то неприятности, но ничего не случилось. Ты же не хочешь сказать, что авария была подстроена?
Он вздрогнул, уставился на меня какими-то даже пластмассовыми глазами. Сказал хриплым полушепотом:
— Нет, это слишком… Об этом я тоже думал. Просто совпало…
Я крутанул на подоконнике горшок с фиалкой.
— Как же ты, Айшан? Почему ты с ними связался?
Он вроде так недоуменно на меня посмотрел. Я бы даже поверил.
— С кем это?
Меня будто за шкирку приподняло и встряхнуло — осевшая злость всколыхнулась, пошла пятнами перед глазами:
—
Он уставился, будто перед ним привидение появилось и фигу показывает.
Тьфу ты…
— Откуда? — ему даже хорошо подвешенный язык изменил. Айшан совсем запутался — ну не может человек со стороны знать, разве что рассказали, или запись… зачем?
— А я всевидящий. Может, я и не человек вовсе, а? — меня понесло. Но если бы я замолчал, то горшок с фиалкой точно полетел бы в Айшана. Цветок-то чем виноват?
— Ты их по моему следу пустил, да? Чего ты хочешь? Чего
— Мики…
Я ждал, я очень хотел, чтобы он сказал — телефон прослушивался, сам он тут ни при чем… Айшан так ничего и не сказал.
Тогда я вышел и хлопнул дверью, испытывая уже не злость — растерянность. Когда спускался по лестнице, меня скрутило — уселся на ступени и принялся хохотать. Неделю назад — Ника. Теперь — Айшан. Кажется, мне в самом деле нет места среди живых.
Осталось найти Ная и с ним вдрызг разругаться.
Мне не везло упорно. Или у Рыси резко поменялись взгляды на жизнь… я его опять не застал. Почувствовал, что злюсь, испытал чувство досады уже на себя — как мне помирать, так можно, а как другим заняться делами или хоть погулять, так нельзя,
Потоптался у двери, будто она сейчас смилостивится и явит миру Рысь. Ничего не произошло. Хотя…
Ощущение возникло странное и неприятное. Будто Пленка потянулась, втягивая в себя нечто невидимое… едва ли не причмокивая при этом. Я прижал ладони к груди — зашлось сердце, трудно стало дышать.
Привалившись к стене, стоял, и даже думать не получалось — перед глазами перекатывались разноцветные колеса и пятна, сливаясь и распадаясь, будто в калейдоскопе.
Такого еще не бывало, даже собрав в кучку все обострившиеся чувства скопом.
Первое, что подумал, придя в себя — убираться отсюда надо, и поскорее. Потому что соседи ко мне привыкли, еще подберут из жалости, и придется объяснять им, с чего я не хочу посидеть на диванчике, а гордо ползу к выходу, держась за сердце.
Когда спустился вниз, все почти прошло, Ромашка приветственно чихнул, с готовностью сверкнув черным боком. Ворона орала, будто у нее любимое перо выдернули. Нормальная жизнь.
Я думал — сейчас вернусь в свой сарай и как следует поразмыслю, что это было за наваждение. Или Адаманта спрошу, если изволит явиться.
На
Одинокую фигурку в коричневом легком дождевике видно было издалека. Женщина стояла, переминаясь с ноги на ногу, оглядывалась.
Мне захотелось оставить Ромашку и идти к ней пешком. Идти долго-долго, чтобы под ногами был песок, а не бетон трассы.
Я в самом деле заглушил мотор и постоял несколько мгновений. Потом завел Ромашку и поехал вперед, медленно.
— Здравствуй, мама.
Она не удивилась и не обрадовалась. Рыжеватые выщипанные брови чуть сдвинулись:
— Вот ты где. Мог бы и позвонить.
Только меня она и ругала, с остальными была почти робкой…
Я оглянулся. По обочинам трассы рос клевер, белый; вспомнилось, как в детстве я высасывал сок из его головок… мама ругалась. А если сейчас?
— А отец где?
Она даже будто повеселела:
— Вспомнил-таки! Между прочим, именно он тебя кормил и поил, и заслужил хоть каплю благодарности!
— Так где он сейчас?
— Он… — задумавшись на секунду, мать пожала плечами: — Ушел. С неделю как нет. Видно, судьба такая — сначала ты бросил дом, теперь он… А я никому не нужна, получается.