Попутный ветер

— До великого раскола прекрасная Жизнеродящая и ужасный Мракнесущий являлись единым целым в двух сущностях. Чувствовали одно, думали об одном, шагали рука об руку. И не видели отличий друг друга. Потом Жизнеродящая создала живое существо, красивое и нежное, подобное себе самой. Потом другое, третье. И, наконец, их стало так много, что некуда было ступить, а их желания и просьбы неслись к богине беспрестанно. Мракнесущий пожалел любимую и усыпил часть ее созданий, превратив их в землю. Теперь остальные, увидев его, бросались наутёк, пугали им детей и просили защиты от бога. Жизнеродящая попыталась исправить деяние любимого, но не сумела возродить тех, кто стал землёй. Однако их прах теперь сам порождал новые формы и виды существ. Только в новых существах было больше от Мракнесущего. Жизнеродящая обрадовалась, что наступит мир и покой, но напрасно. Порождения бога и богини спорили и даже убивали друг друга. Жизнеродящая от горя выплакала все глаза и ослепла. Мракнесущий рассердился. Сровнял всех с землёй, перемешал их прах и позволил воссоздаваться самостоятельно. Но в назидание — оставил вечное хранилище памяти — души. Новые создания начали видеть сны, в которых осознавали свою двойственность. Им это не понравилось. Они научились не замечать сны, но сама природа разделила их на два противоборствующих лагеря. Тогда Мракнесущий наградил их способностью умирать и возрождаться в новом теле, надеясь, что прошлый опыт научит чему-то живых. Однако, перерождаясь вновь, они забывали себя прежних. Так и живём до сих пор, — окончив рассказ, Летта улыбнулась, словно примерная ученица, ответившая перед классом урок.

Олаф хмыкнул. Его спутница оказалась хорошей рассказчицей. В ее изложении боги представали живыми и очеловеченными. Они обладали чувствами и жили полной жизнью. Это были не абстрактные сущности, которым принято молиться в храмах. Мракнесущий и Жизнеродящая представлялись мужчиной и женщиной, которые сначала создали проблему, а потом начали её решать. Только вот проблемой был сам человеческий род.

Впрочем, последнее нисколько не удивляло. Люди всегда умудрялись влипать в неприятности и втягивать в них окружающих. И даже магия, казалось бы, такая всесильная, на деле оказывалась ничем перед могуществом всего сущего. Жизнеродящая обеспечила своих созданий всем: дала тех, кто строго выполняет свои функции. Если жить в мире с живой природой, то можно обойтись и без волшебства. Пашцы будут следить за сменой сезонов, удобряйки — за качеством почвы, мыльники — прекрасно отстирают с одежды грязь, вытравилы не позволят далеко распространиться инфекциям. И это далеко не полный перечень существ, созданных на благо человека. А маги — управляют материей, стихиями, но не могут повернуть время вспять, оживить умершего, прирастить оторванную конечность, создать артефакт, дарующий всеобщее счастье или здоровье. Даже несправедливость не побороть волшебством.

Юноша поделился своими соображениями с Леттой. Ему показалось интересным узнать ее точку зрения. Она подумала немного. А потом отозвалась:

— Магия предполагает наличие каких-то особенных способностей. Маги чванятся перед другими имперцами, создают закрытые сообщества. Они считают себя высшей силой, отмеченной печатью богов. И забывают главное, у каждого человека есть свой дар, частичка совершенства Жизнеродящей. Чтобы существовать в гармонии, мы должны обмениваться своими дарами друг с другом. Отдавая и принимая — постигать жизнь.

Олаф усмехнулся. Что полезного Жизнеродящая заложила в его способность различать чужие эмоции в виде запахов? Другие не хуже определяли чувства по мимике или интонации. Может быть, юноше это удавалось быстрее, точнее и полнее, но развитая эмпатия — не самое главное в жизни. По крайней мере, сам Олаф считал именно так. В детстве, когда еще не научился держать язык за зубами, он охотно рассказывал, чем пахнет от того или иного человека. Хорошо, что слушатели относились к его болтовне как к ребяческим фантазиям. Потом мальчик понял, что его способность уникальна — и испугался. С тех пор о сомнительном даре не слышал никто.

— А если у человека есть дар, который он не ценит? К которому относится, как к проклятию, недостатку, — Олаф не понял, что на него нашло, слова вырвались сами собой, в продолжение мыслей, — и скрывает его от всех. Боится, что привлечёт внимание Имперского Совета. А потом выясняет, что им до него, по большому счету, нет никакого дела. И никто не собирается его ссылать в гетто Темьгорода. Живи, как хочешь, никого не трогай. Но когда человек наконец расслабляется, видимо, сам Мракнесущий заводит его в то место, которого он избегал. Этим даром человек тоже должен делиться?