Попытка к бегству. Хищные вещи века. За миллиард лет до конца света. Гадкие лебеди

Доктор Опир наконец замолк, откинулся на спинку кресла и глубоко, с наслаждением затянулся. Я сосал могучую сигару и смотрел на него. Он был мне ясен, этот доктор философии. Всегда и во все времена существовали такие люди, абсолютно довольные своим положением в обществе и потому абсолютно довольные положением общества. Превосходно подвешенный язык и бойкое перо, великолепные зубы и безукоризненно здоровые внутренности, и отлично функционирующий половой аппарат.

– Итак, мир прекрасен, доктор? – сказал я.

– Да, – с чувством сказал доктор Опир. – Он, наконец, прекрасен.

– Вы великий оптимист, – сказал я.

– Наше время – это время оптимистов. Пессимист идет в Салон Хорошего Настроения, откачивает желчь из подсознания и становится оптимистом. Время пессимистов прошло, как прошло время туберкулезных больных, сексуальных маньяков и военных. Пессимизм, как умонастроение, искореняется все той же наукой. И не только косвенно, через создание изобилия, но и непосредственно, путем прямого вторжения в темный мир подкорки. Скажем, грезогенераторы – наимоднейшее сейчас развлечение народа. Абсолютно безвредно, необычайно массово и конструктивно просто... Или, скажем, нейростимуляторы...

Я попытался направить его в нужное русло.

– А не кажется ли вам, что как раз в этой области наука – например, та же фармацевтическая химия – иногда перехлестывает?

Доктор Опир снисходительно улыбнулся и понюхал свою сигару.

– Наука всегда действовала методом проб и ошибок, – веско сказал он. – И я склонен полагать, что так называемые ошибки – это всегда результат преступного использования. Мы еще не вступили в Золотой Век, мы еще только вступаем в него, и у нас под ногами до сих пор болтаются всевозможные аутло, хулиганы и просто грязные люди... Так появляются разрушающие здоровье наркотики, созданные, как вы сами знаете, с самыми благородными целями, всякие там ароматьеры... или этот, не к столу будет сказано... – Он вдруг захихикал довольно скабрезно. – Вы догадываетесь, мы с вами взрослые люди... О чем это я?.. Да, так все это не должно нас смущать. Это пройдет, как прошли атомные бомбы.

– Я хотел только подчеркнуть, – заметил я, – что существует еще проблема алкоголизма и проблема наркотиков...

Интерес доктора Опира к разговору падал на глазах. Видимо, он вообразил, будто я оспариваю его тезис о том, что наука – благо. Вести спор на таком уровне ему было, естественно, скучно, как если бы он утверждал пользу морских купаний, а я бы его оспаривал на том основании, что в прошлом году чуть было не утонул.

– Да, конечно... – промямлил он, разглядывая часы. – Не все же сразу... Согласитесь все-таки, что важна прежде всего основная тенденция... Официант!

Доктор Опир вкусно покушал, хорошо поговорил – от лица прогрессивной философии, – чувствовал себя вполне удовлетворенным, и я решил не настаивать, тем более что на его «прогрессивную философию» мне было наплевать, а о том, что меня интересовало больше всего, доктор Опир, в конце концов, ничего конкретного сказать, вероятно, и не мог.

Мы расплатились и вышли из ресторана. Я спросил:

– Вы не знаете, доктор, кому этот памятник? Вон там, на площади...

Доктор Опир рассеянно поглядел.

– В самом деле, памятник, – сказал он. – Я как-то раньше даже не замечал... Вас подвезти куда-нибудь?

– Спасибо, я предпочитаю пройтись.

– В таком случае до свидания. Рад был с вами познакомиться... Конечно, трудно надеяться переубедить вас, – он поморщился, поковырял зубочисткой во рту, – но интересно было бы попробовать... Может быть, вы посетите мою лекцию? Я начинаю завтра в десять.

– Благодарю вас, – сказал я. – Какая тема?

– Философия неооптимизма. Я там обязательно коснусь ряда вопросов, которые мы сегодня с вами так содержательно обсудили.

– Благодарю вас, – сказал я еще раз. – Обязательно.

Я смотрел, как он подошел к своему длинному автомобилю, рухнул на сиденье, поковырялся в пульте автоводителя, откинулся на спинку и, кажется, сейчас же задремал. Автомобиль осторожно покатился по площади и, набирая скорость, исчез в тени и зелени боковой улицы.

Неооптимизм... Неогедонизм и неокретинизм... Нет худа без добра, сказала лиса, зато ты попал в Страну Дураков. Надо сказать, что процент урожденных дураков не меняется со временем. Интересно, что делается с процентом дураков по убеждению? Любопытно, кто ему присвоил звание доктора? Не один же он такой! Была, наверное, целая куча докторов, которая торжественно присвоила такое звание неооптимисту Опиру. Впрочем, это бывает не только среди философов...

Я увидел, как в холл вошел Римайер, и сразу забыл про доктора Опира. Костюм на Римайере висел мешком, Римайер сутулился, лицо Римайера совсем обвисло. И по-моему, он пошатывался на ходу. Он подошел к лифту, и тут я догнал его и взял за рукав.

Римайер сильно вздрогнул и обернулся.

– Какого черта? – сказал он. Он был явно не рад мне. – Зачем вы еще здесь?

– Я ждал вас.

– Я же вам сказал, приходите завтра в двенадцать.

– Какая разница? – сказал я. – Зачем терять время?

Он, тяжело дыша, смотрел мне в лицо.