А вокруг уже вился Леха, выпытывая подробности моих похождений. Пока ребята из хозвзвода грели специально для меня баню, рассказывал Пучкову, что и как было. Потом всласть помылся, поел и пошёл в госпиталь к Серёге, благо, день уже вовсю начался.
В госпитале было хорошо. Тепло, светло, но там меня всё равно обломили. Точнее, сам обломился. Гусев был ещё очень слаб и поэтому спал как сурок. А Иван Петрович, похоже, так накрутил персонал, что на пути в палату я не встретил никаких препятствий. Даже медсестру дали для сопровождения. Но всё равно пообщаться не вышло. Поглядев пару минут на замотанную бинтами Серёгину башку, будить сладко дрыхнущего товарища не стал, а только положил на тумбочку банку сгущёнки и пистолет с подарочной монограммой, отобранный у Зальмута. Пистолет был истинно генеральский — маленький «Маузер HSc». Майору такой сувенир наверняка понравится. Да и не буду же я сутками возле постели дежурить, в ожидании того, когда Гусев говорящим станет. А так ему знак, что я не только вернулся, но ещё и при хорошем улове. В виде сувенира ещё хотел у Зальмута крест рыцарский отмести с шеи, но генерал лёг на него костьми, вцепился руками и брыкался ногами. В общем, по этим тонким намёкам понял — добром не отдаст. Да и не сильно нужно было… Вообще с этим командиром корпуса всё не так чисто, как хотелось бы. Я, конечно, не знаток истории, но вот про этого фона и ещё одного — генерала Гота — передачу видел. Типа, они были ярыми поборниками исполнения «приказа о комиссарах». То есть в их частях стреляли всех пленных политработников, со страшной силой. Наверное, поэтому и запомнил. Но дело не в этом. В той же передаче говорилось, что Зальмута именно в Крыму одолел страшной силы понос. То ли желтуха, то ли дизентерия, в общем, выбило нижний клапан настолько, что он всю Крымскую операцию в госпитале провалялся. А здесь, блин, как огурчик. Опять расхождения с моим временем попёрли. Почесав в раздумьях стриженую макушку и не найдя никаких объяснений таким вот фортелям истории, двинул обратно к себе. По пути всё отгонял мысль, что один человек, а именно я, во всём этом виноват. Ну, понял бы ещё, если б с переполоху ядрёную бомбу изобрёл и её году в сорок первом на фрицев скинул. Вот это было бы воздействие! А так ведь, как говорил товарищ Саахов:
— Ничего не сделал — только вошёл!
С чего же тогда известную мне историю так колбасит? Даже голова побаливать начала от попыток понять все эти несуразности. Поэтому по приходе завалился спать, а ближе к вечеру пошёл искать Колычева. Но он был весь в делах. Иван Петрович и ещё несколько наших генералов и полковников вместе с Зальмутом крутились около карты. Похоже, с фрицем достигнут полный консенсус. Вон как идиллически — голова к голове — Колычев с фрицем приникли к столу. Пару минут полюбовался на редкую картину единения офицеров вермахта и Красной Армии. Потом командир на меня шикнул и от греха подальше пришлось оттуда свалить…
Отмечание моего возвращения началось уже поздно ночью. Была целая толпа. Знакомые, малознакомые и вовсе незнакомые чины все норовили похлопать по плечу и поздравить. Наш полковник сиял как самовар, как будто он лично лампасника приволок. Хотя, как командир, имел полное право для радости и гордости за своих подчинённых. В начале застолья меня заставили рассказать о своём последнем поиске. Потом пошли речи и тосты. Но, хотя была чисто мужская компания, народ, что радовало, себе лишнего не позволял. Всё было чинно-благородно, но тут, как говорится, неожиданно подали чай. В смысле Леха не рассчитал силы в питии и перевернул здоровенную керосинку. Хорошо ещё, там керосина только на донышке было. Получилось неудобно. Вроде как пьяные командиры чуть не сожгли напрочь здание штаба. Но, правда, не сожгли… Вовремя сориентировались и смогли потушить. Только спалили при этом пару одеял, плащ-палатку и попортили новые сапоги Пучкова. Я обжёг себе обе руки и, пребывая в крайнем раздражении, разглядывал волдыри. Гости быстренько разошлись, а в комнате, несмотря на открытые окна, воняло гадостно. И чем-то знакомым. Принюхиваясь, начал ходить кругами, соображая, откуда мне знакома именно эта вонь. И вдруг как по башке ударило — напалмом воняет! Ну, не совсем напалмом, но похоже. Да и не в этом дело! Ё-моё! Здесь ведь только фосфор для заливки по площадям используют. Его и сделать — сложно, и хранить — опасно. А так берёшь просто бензин, гудрон и скипидар, и всё — смесь готова! Можно для особой прелести ещё и серебрянки добавить — вообще пирогель получится! А для поджига всего этого хоть тот же белый фосфор использовать, но уже в крохотных количествах. Я так возбудился, что даже забыл про боль в руках. Протрезвевший во время тушения пожара Леха тем временем, сидя на краешке кровати, виновато посматривал на меня и молчал.
— Подъём, золотая рота! Труба зовёт! Давай, собирайся!
Пучков так удивился, что даже приоткрыл рот:
— Куда собирайся, ночь на дворе?