Попытки любви в быту и на природе

— Хватай ее, дыши ей в рот! — бросил я бессвязную для посторонних и оттого особенно пугающую фразу и сильно подтолкнул БелоБородова к девушке-каланче.

Дальше действие разворачивалось стремительно, но кое-что я успевал различить. Илюха действительно схватил обреченную гренадершу за руки и поволок в сторону, та немного упиралась, но Илюха волок ее упорно, не щадя собственных сил. Хотя даже со стороны было ясно, что схватка неравная, что долго он не продержится и далеко ее не утащит.

Это как, например, какая-нибудь хищная птица в полнотелого мамонта вопьется когтями и попробует его от земли оторвать и в гнездо унести, птенчикам дать поклевать. Хоть она и хищная, но вот мамонт ей явно не по клюву и не по весу.

Вот такое сравнение пронеслось в моем мозгу, когда я боковым зрением увидел, как Илюха утаскивает девушку на середину полянки. В принципе неплохое сравнение — с одной лишь неточностью: мамонты вымерли давно, а девушка была здесь, рядом, и несильно, но упиралась. Да сильно ей было и ни к чему.

Сценарий надо было перекраивать прямо по ходу действия. Потому что понятно было, что Илюхе срочно требуется подмога, и получалось, что его личное, индивидуальное изнасилование должно перейти в наше совместное, иными словами, в групповое. Хотя это совсем иная статья. Даже в Уголовном кодексе иная, хотя мы с Илюхой близко с этим кодексом знакомы не были.

В общем, не было у меня времени на методичное избиение Инфанта, на все эти сценические подготовленные трюки и специальные эффекты. Я моментально двинул куда-то в мягкое, не очень разбираясь, потому что возня сзади усиливалась с каждой секундой. Потом я двинул снова, и вроде Инфант застонал, а может, я ошибся, и стонали уже сзади. Хотя стон был отчетливо мужской, болезненный и с надрывом.

Я суетливо засунул руку в карман, зачерпнул клюквенного сиропа с сахаром и плеснул горстью на Инфанта, после чего нажал ему на плечи — съезжай, мол, быстро вниз и падай бездыханно, видишь, времени нету, к Илюхе на выручку надо поспешать. И Инфант понял меня и рухнул вниз, а с лица его густой волной стекал багряный клюквенный сироп и растекался по траве тягучей сахарной волной. Которую Инфант высунутым своим языком старался незаметно слизать.

Но он меня больше не интересовал, потому что я был обеспокоен за Илюху, за его последующее здоровье и вообще за всю его дальнейшую судьбу. И было от чего. Я развернулся и рванулся к нему, к моему коллеге по непосильному на-сильному труду — ведь если пропадать, так на пару. Но совершенно напрасно, кстати, рванулся.

Я уже на бегу понял, что напрасно, просто остановиться вовремя не успел, инерционная сила помешала. Я скользил по траве в неудачной попытке затормозить и видел, как перегнулся в поясе Илюха, задышав девушке куда-то в низ живота. Но совсем не потому, что низ ее живота как-то особенно его привлекал. Совсем нет! Просто девушка прямо на моих глазах, поддерживая руками хрупкую Илюхину фигуру, сильно тыкала своей коленкой куда-то Илюхе в самый перегиб его тела. А тот подпрыгивал от каждого ее жесткого прикосновения и как-то нелепо похрюкивал при этом.

Мне действительно следовало намертво затормозить и прекратить движение на помощь другу. Потому что помощь моя в любом случае запоздала и больше ему пригодиться не могла. К тому же если бы я спасся, то хотя бы смог потом вынести с поля Илюхино тело и предать его земле. Хотя бы после того, как озверевший мамонт, в смысле девица, бросит его, растерзанное, засыхать на бесчувственном травяном покрове.

А так, если она и меня покалечит, то кто нас обоих подберет и переправит к Склифосовскому? Инфант? Нет, на этого рассчитывать было бесполезно.

КУЛЬМИНАЦИЯ

Но я не успел затормозить и пробежал лишний метр. Казалось бы, всего метр, ерунда какая, но его как раз оказалось достаточно для ее длиннющей меткой ноги в жесткой туфельке сорок восьмого размера. На которую запросто можно было повесить значок «Ворошиловского стрелка», потому что влепила Инфантова подруга своей туфелькой прямо в десятку, как говорится, не целясь, с бедра. Я думал, что так только в кино бывает, — ведь не просто небось с ходу попасть в относительно небольшую точку между животом и коленями, которая даже не особенно выделяется на общем фоне брюк. А она вот попала.

И перегнулся я вслед за Илюхой и захрюкал вслед за ним. Не потому что мне его пример понравился, а потому что больно мне было очень. Настолько резко больно, что… Но не буду объяснять. Те, кто испытывал такое, и так меня поймут, а тем, кому испытать не пришлось, — разве тем объяснишь!

Так мы и стояли с Илюхой, загнувшиеся оба, держась обеими своими руками каждый за свое. Именно за то, на чем загнулись. Мы почти что упирались друг в друга склоненными нашими головами и составляли из двух букв «Г» почти полновесную букву «П».