Пора меж волка и собаки

Сама же настоятельница увеличила двор обители, новых сестер призвала под крыло свое. Сестры все как на подбор были рослые, кровь с молоком, красавицы писанные. Дрова кололи, только щепа летела от удара топором, разваливающего любые сучковатые поленья с первого раза. А уж как они в седле держались, любой дружинник княжеский позавидовал бы. Но ходили тихо, потупив взгляд в землю и оставив в черном своем одеянии, мешком висевшем на них, только щель для глаз, да и те занавесили длинными густыми ресницами. Если же удавалось, кому поймать взгляд смиренных сестер, долго еще бегали мурашки у него по спине не понятно от чего, то ли от прямоты взгляда немигающих зрачков, то ли от стали оружейной спрятанной в их глубине. Странные были новые сестры в обители подле Боровицкого холма.

Сама игуменья на людях почти не появлялась. Плотнее повязала платок черный, оставив, как и сестры ее новые, одни глаза.

Княжич рос сиротой в окружении бояр, которые, может быть, и удавили бы его давно, или отравили как мать, но страшные псари близко к мальчику никого не подпускали, а в окружении сиротинушки появилась девка. То ли мамка, то ли нянька, то ли ворожейка. Берегиня одним словом Она его обихаживала, нянькала, тетенькала, все, что к нему в рот, токмо через ее руки. Пробовали зелья в мясо подсыпать, так непонятно каким образом то мясо сам отравитель и съел. Пробовали в квас отраву подмешать, так тот квас поднесли самим погубителям. На том и утихла мысль маленького князя извести. Мамка его, кажись, повсюду с ним была, хотя какая она мамка? За такой мамкой хвост из мужиков должен был волочиться длиннее, чем крестный ход на праздники. Всем хороша: приветлива, молода, да сама краше не бывает. Но что-то отпугивало в ней, и молодые парни обходили ее стороной, как заразу какую.

Еще за спиной князя малолетнего, появилась как бы тень, какая. Вроде нет ее, а вроде есть. Волхвов позвали, чародеев старых. Они растолковали, что это абы, как и не тень, а так помрак, но видна в нем фигура Богини Мщения – Аринии, с волосами как змеи медные и в стальных бронях одетой. Волхвы да ведуны от того помрака сходили с ума через день-два. Один Васька Блаженный увидел помрак, сощурил глаз, понял все и сказал, мол, ждите все, кто на князя зло держит, и мать его извел, скоро умоетесь слезами кровавыми, растет, мол, Грозный царь. Сказал и онемел, потому, как узнал ту, кто за князем легкой тенью стояла.

Вот так и рос маленький князь, пока не настала пора ему мечом опоясаться и норов свой показать.

Первый раз, после того как прошел маленький князь обряд посвящения и стал из маленького князя Великим князем земли Русской, не по званию им еще в три годика полученному, а по праву возраста и знания. Первый раз, после того, как он сын вдовы, стал сыном заповеди, как называли тех, кто получил откровение на обряде перехода из сонма отроков, оруженосцев, валетов малых в сонм мужей, воинов, правителей, помазанников. Первый раз, после того как дал заповедь служить законам и обычаям ему от отцов и дедов завещанным, назначил Великий князь Думу Боярскую. Приказал, теперь приказал, а не попросил, быть на ней всем в его дворце в Коломенском. А перед думой созвал он весь двор свой. Всех кто при дворе ему службу служил.

Всех – это значит всю дружину княжескую. Старейшую дружину и молодшую. Молодшая дружина или жильцы была Иваном более любима, гонору в ней было по менее. Она в основном простыми делами промышляла: охрану дворца несла, по мелочи всякой, куда чего сбегать, тело государя да приближенных его хранить. Вои, одним словом. Было их без малого сотен двадцать по разным теремам и дворам разбросано, но собрать труда не составляло. Старейшая дружина же была из родовых семей, из боярства знатного – высшие чины двора. Почитай из них вся Боярская Дума и состояла. Тут не важно кто ты. Дьяк думный, али боярин знатный, коли в Думе то уже в старейшей дружине место тебе. Вот и держала та дружина все в руках своих. Ну, может чуть, еще стольники да большие бояре, что и в думу не ходили, но и думе не кланялись. Не по чину. Потому и собирал Иван невесть по чьему наущению весь двор, обе дружины разом, чтоб боярская власть видела, что не они при дворе большинство.

Хоть и велик был двор у Великого князя земли Русской, но все же роды в нем были все те же, что ранее пределы Ойкумены раздвигали. От медвежьих родов, от воинских ордынцев при дворе были: Бяконты да Поливановы, Радши да Татищевы, Заболоцкие да Беклемишевы. Только Пушкины были не из старых ордынцев, ну да за ними огненный бой стоял и секреты, говорят самой Богородицей им переданные. От Ангельских – княжата: Ярославские, Оболенские, Белозерские, Стародубские, Ростовские и Мещерские. Да чуток от братских дружин: Глинские да Бельские.

Сидел Иван Васильевич в своих палатах, обряжался в великокняжеские одежды, перед тем как двору показаться, а в ухо ему тихо нашептывала его молодая мамка, самая приближенная, все, что она о его боярах и дворянах знала, и откуда только что брала, такое и не помнил и не знал ужо никто.