Пора, мой друг, пора

Она окинула взглядом Кянукука, его худенькие плечи, поднятые вверх, улыбочку, застывший в глазах страх – и ей показалось, что он в любую минуту может исчезнуть. Трах – и готово, и нет его, пропадет, как призрак, растает, как тают минуты, часы и дни.

– Нет, нет, – сказал он, – я не все выдумываю. Тяга к творчеству, так сказать, обобщать образы времени. Ты понимаешь?

– Мичиган – выдумка? – резко спросила она.

– Ну, не обязательно Мичиган, может, и Гарвард.

– Обмен на Минск? Камин и все такое?

– Немного фантазии. Что в этом плохого?

– А Лилиан?

Кянукук побагровел.

– Как тебе не стыдно, Таня! Не говори так о Лилиан. Я уверен, что вы полюбите друг друга.

– Ну ладно, ладно, – устало отмахнулась она.

«Мне-то какое дело, – подумала она. – Разве он маленький?

Дылда. А если он болен, пусть им занимаются врачи. У меня голова трещит, я устала, мне тошно».

Она стала смотреть в зал, где танцевали фокстрот и среди танцующих то тут, то там мелькала красная львиная маска администратора.

– Я получил письмо от Вали, – осторожно сказал Кянукук.

– Что он пишет? – спросила она холодно, а под столом сжала руки.

– Он собирается на Камчатку.

– Он вечно куда-нибудь собирается.

– Правда, он хороший парень, Таня?

– Все вы хорошие парни, – проговорила она. – Вон еще трое хороших парней. Всю жизнь меня окружают только одни хорошие парни.

Засунув руки в карманы, к их столику пробирались три красавца – Олег, Миша и Эдуард. Олег что-то говорил Мише, а тот горбился, хихикал, насмешливыми глазами скользил по залу. Он был несколько тяжеловат и сутул, у него была короткая мощная шея и лицо восточного типа. Миша считался в их кругу остроумным парнем: он знал все остроты из книг Ильфа и Петрова. Никто не мог так быстро разрешать различные математические парадоксы и разного рода занятные головоломки. Короче говоря, Миша был одним из тех людей, о которых говорят: «Ну уж, он-то что-нибудь придумает».

Они подошли как раз в тот момент, когда официант принес заказанную Кянукуком бутылку шампанского. Эдуард взял бутылку, содрал с горлышка серебряную обертку, открутил немного проволочку, раздался хлопок – пробка осталась в руке у Эдуарда, бутылка слегка дымилась.

Кянукук лихорадочно соображал: бутылка сухого в магазине три рэ ноль семь копеек, а здесь еще наценка пятнадцать процентов, итого – четыре семьдесят пять, целый день таскать цементные мешки. Конечно, он рад угостить друзей, но все-таки, когда рассчитываешь посидеть с девушкой один на один, потягивая «шампанозу», когда планируешь эту бутылочку, собственно говоря, на весь вечер… Дело в том, что из денег, присланных матерью, он замыслил выделить часть на приобретение штиблет. Он давно присмотрел эти штиблеты по девять рублей тридцать копеек.

Черные, узкие, они были хороши тем, что почти ничем не отличались от элегантных вечерних туфель по сорок рэ.

Кожемитовая подметка достаточно прочна, хороший уход обеспечит долгую носку. Кянукук чувствовал приближение осеннего сезона, времени дождей, слякоти и мокрых ветров, когда сандалеты уже окончательно выйдут из моды.

Эдуард мастерски и точно разлил шампанское по фужерам.

Всего-то оказалось на каждого по неполному фужеру. Эдуард и Миша выпили сразу, Олег – половину, а Таня, как ей и полагается, только пригубила. Кянукук тоже чуть-чуть пригубил.

Миша и Эдуард были сегодня в смешливом настроении, они вышучивали танцующих. Олег тоже снисходительно улыбался.

Кянукук хихикал за компанию, только Таня смотрела в одну точку, на черно-голубого контрабасиста, на его летающие вверх-вниз по струнам проворные пальцы и каменное лицо. В самом деле, ведь Валька может отправиться на Камчатку, и тогда сколько еще времени она не увидит его?

Подсел автор, с печалью стал смотреть на смеющихся друзей.

Когда они замолчали, он показал им указательный палец, чем вызвал вспышку уже совершенно нервного смеха.

– Вы что, на мели, что ли, ребята? – спросил он.

– Смотри-ка, что значит писатель! – воскликнул Олег.

– Психолог!

– Инженер человеческих душ, – бабахнул Миша.

Эдуард захохотал.

– Не вздумайте им одалживать, – сказала Таня автору.

– Я и не думаю.

– А мы не нуждаемся. – Олег подмигнул товарищам, и они засмеялись.

– Сегодня нас полковник угощает, – Эдуард хлопнул по плечу Кянукука. – Верно, старик, а? Угощаешь друзей?

– Коньяк для всех! – крикнул Кянукук официанту.

Троица прыснула.

– А завтра? – спросила Таня.

– А завтра приедет генерал, – быстро сказал Миша.

– А потом адмирал, – догадался Эдуард.

Тут уж началось такое веселье, что стулья пошли трещать.

– Хватит дурачиться, ребята, – сказал Олег. – Таня, не волнуйся, завтра у нас будут деньги.

– А я волнуюсь, – встрепенулась Таня, она словно обрадовалась возможности поязвить. – Я так волнуюсь, вы даже себе не представляете. Я ужасно волнуюсь, что будет с вами, бедные крошки. Пропадете ведь вы, малыши, одни в незнакомом городе. Ах, я так волнуюсь за вас…

«Ишь ты, заговорила голосом своего муженька», – подумал Олег.

Он вспомнил о Марвиче, о победе над ним, и волнующий медный голос победы запел в нем, заглушая мелкое раздражение, и обиду, и неловкость.