Пора охоты на моржей

Хотя и состояли науканцы из нескольких родов, различных по происхождению и месту древнего жительства, но они были дружны и считались по всему чукотскому побережью непревзойденными зверобоями и мореходами, а женщины — самыми искусными швеями и добрыми хозяйками. Правда, иногда возникали мелкие недоразумения между жителями двух половин села, разделенных оврагом. Начинали ссору представители рода мамрохпагмит или нунагмит. Обычно случалось это тогда, когда старички, подвыпив, ударялись в воспоминания. И какому-нибудь нунегнинцу вдруг приходила на память легенда, как убили в древности мамрохпенцы ручного кита, выращенного людьми, который приводил несметные стада йитивов — гренландских китов к берегу. Нунегнинцы имели всегда богатую добычу и жили счастливо, пока не был убит ручной кит, и обвиняли в этом мемрепенцев. Мемрепенцы же, наоборот, считали, что кита убили нунегнинцы. Так и возникала ссора. В нее вовлекались представители и других родов. Местом встречи было дно оврага. Чтобы не увечить друг друга, дрались рукавицами, наполненными галькой. Удар бывал тяжелым, им запросто сваливали с ног. Когда какой-нибудь старик, поглаживая ушибленное место, приходил в себя и говорил: «Да что же мы всяким сказкам верим, а может, и не было никакого кита?» — драка прекращалась.

Но такое случалось редко. Стоило появиться у Наукана вельботу или байдаре, как раздавался крик «Рай-рай», и науканцы, побросав дела, бегом спускались к берегу. Как только гости перекидывали на берег ремень с вельбота, они тут же оказывались на суше, подхваченные десятками дружеских рук. А когда в 1936 году пришла беда — неожиданно умер, возвращаясь пешком с партийной конференции, первый председатель колхоза Аёек, — все мужчины Наукана пришли в Увэлен, на руках унесли тело уважаемого человека и похоронили его на мысе Дежнева, поставив памятник с красной звездочкой. Аёек был из рода мамрохмагмит, а его родной поселок Мамрохпак как раз и располагался на мысе Дежнева.

Науканцы гордились своим местом и считали его самым удачным для охоты. Ничего, что поселок стоял на крутых скалах, — жители его никогда не жаловались на неудобства. Свободно поднимались по крутому обрыву с тяжелой ношей, а зимой надевали на ноги специальные кошки, чтобы не скатиться вниз. С высокой террасы хорошо просматривалось море, виднелся остров Ратманова. Эскимосы называют его Имаклик, чукчи — Имэлин. В ясную погоду четко обозначались синие берега Аляски. Перед глазами простиралась ширь Берингова пролива. Жилища эскимосов имели выход к морю, и науканцам не надо идти куда-то на скалу, как в Увэлене: все видно прямо с порога. Стоило кому-нибудь заметить моржей или кита, как через несколько минут вельботы и байдары были на воде.

Увэленцы издавна были дружны с науканцами. Много эскимосских женщин выходило замуж за чукчей и жило в Увэлене. Выходили замуж за науканцев и увэленские чукчанки. Поэтому, когда увэленцы нахлынули в Наукан, они не стали ставить палатки на берегу, как инчоунцы, а все разошлись по жилищам своих родственников и друзей.

Владик тоже остановился у хорошего друга отца, председателя сельсовета Утоюка. Он жил в домике. У него было чисто и уютно. Стояли кровати, стол, но хозяева по старой привычке любили спать на полу на оленьих шкурах. Обедали тоже своеобразно. Пищу, приготовленную русским способом — суп, кашу, ели за столом, а моржовое мясо — эрэт — с традиционного подноса — кэмэны, сидя на полу. Хозяйка дома, красивая и стройная Кэйнынеут, ухаживала за русским парнишкой, как за сыном, и он чувствовал себя свободно. Возвращаясь с охоты, Владик снимал всю меховую одежду в чоттагине, Кэйнынеут, не спрашивая, развешивала ее, а к утру, как бы рано он ни вставал, все было высушено, размято и подшито.

— Да я сам могу все это сделать, — смущенно говорил Владик, собираясь на охоту, но Кэйнынеут уже вносила одежду и разжигала в чоттагине примус, ставя на него чайник.

— Ты пищу добывай, а наше женское дело — это чтобы мужчина-добытчик был одет и обут, чтобы ему было тепло и удобно.

Охотились промкомбинатовцы с припая у древнего селения Нунегнин, расположенного за мысом Пээк, который увэленцы называли Уйъэн, а науканцы — Уйгак, что значит по-эскимосски «камень». Когда и почему на карте появилось чукотское название мыса Пээк, что означает «толстый», «вздутый», никто из местных жителей не знал. Наверно, здесь допущена какая-то географическая ошибка, потому что не могли же забыть коренные жители название этого мыса.