Пора по домам, ребята

…Не успели они с Ваней оглянуться, как на смену трудовому совхозному лету пришла осень. Дни становились короче, поутру сгущающийся туман стлался вдоль Кедровки, на березах и кустах ольховника желтели листья, горели багрянцем игольчатые шапки лиственниц и кедров. На совхозных полях продолжали осенний сев, копали картошку, завершали молотьбу. С пойменных летних пастбищ и стоянок постепенно сгоняли стада дойных коров и предназначенную на убой откормленную скотину. Тетя Глаша была довольна результатами минувшего лета. Не только увеличилось поголовье стада, но скотина явно прибавила в весе. Как же доставить откормленных животных в находящийся почти в двухстах километрах от совхоза город и сдать государству без потерь? До войны этим занимались мужчины, а теперь, как и всё в совхозе, осенний перегон стада лег на плечи женщин. А это была не такая простая задача. Одно расстояние уже пугало, так как трасса перегона проходила по таежному бездорожью, где скот мог растеряться, покалечиться. Тетя Глаша сама лично решила отправиться в такой поход, потому что не представляла себе, чтобы кто-то мог лучше ее позаботиться о животине. Так же тщательно подбирала она помощников. В тот год она выбрала деда Митрича, старого совхозного пастуха, молодую солдатку Анюту и Ваню со Сташеком.

— Митрич — сам знаешь. Анюта — почти ветеринар. А ребята — сильные, проворные — будут как черти за бычками бегать, — обосновывала свой выбор директору совхоза тетя Глаша.

Они двинулись в путь ранним утром. Большое, плотное, насчитывающее более сотни крупных телочек и бычков стадо, тревожно мыча, запрудило всю дорогу. Впереди на легкой повозке с деревянным плоским настилом, нагруженной всякой всячиной, начиная от продуктов и кончая топорами, мотками веревок, одеялами и телогрейками, ехали тетя Глаша и Митрич. Повозка задавала темп движения и указывала стаду дорогу. Сзади, а когда надо — по обеим сторонам стада, ехали верхом на «монголах» Анюта, Ваня и Сташек. И был еще с ними, а вернее, с Митричем, пес, прозванный своим хозяином довольно недвусмысленно: Бродяга.

Двинулись они в начале сентября, когда еще стадо могло в пути пастись. И потому время от времени, особенно если по дороге попадался лесной или пойменный луг, стадо пускали на пастбище. Трудно приходилось, когда узенький, едва проступающий след дороги проходил через длинные, порой многокилометровые отрезки пути среди высокоствольной тайги. В таких переходах животное часто отбивалось от стада. И тут Бродяга был незаменим. Безошибочно шел он по следу и приводил к заблудившемуся, перепуганному отголосками тайги животному. Ночью тоже было трудно. Они старались выбрать для ночлега место поудобнее. Иногда им везло, когда на пути попадалась поляна, да еще на берегу. Глубокая река хоть с одной стороны защищала их, ограждала, была непреодолима и для скота, и для тех, кто мог подкрасться под покровом ночи. Со стороны же тайги забивали колья, на них натягивали веревки, и скотина, таким образом, не разбредалась. Если реки не было, они старались расположиться на ночлег под какой-нибудь кручей или посреди поляны, что давало возможность не выпускать все стадо из виду. Если ночь обещала быть темной и беззвездной, то заранее заготавливали хворост не на один, а на два или три костра, и жгли их до рассвета. Все по очереди дежурили у костров. С утра лагерь снимался, тетя Глаша производила осмотр стада, и, если все было в порядке, они отправлялись дальше в путь, который с каждым новым рассветом казался им все длиннее.