Пора по домам, ребята

— Разрешите доложить, товарищ майор, вот уже почти неделю мы бьемся с этим мостом. Но его необходимо было как можно скорее закончить, а то ведь деревня разделена и на другую сторону никак нельзя перебраться, да и вообще люди должны жить нормально. Вот мы и договорились с капитаном Козинцовым, общими усилиями уже его почти навели.

Капитан Козинцов, симпатичный очкарик, перетянутый новеньким ремнем, невысокого роста, был здесь командиром советского этапного пункта. В его задачу входило обеспечить продовольствием, организовать ночлег и отдых возвращающимся с фронта частям, в его ведении находился также транспорт с военными трофеями. «Хозяйство» капитана располагалось недалеко от Гробли, а точнее — на краю села, рядом с железнодорожной станцией. Таманский и Затора не имели к Сильницкому больших претензий: поля в меру возможностей возделаны как надо, рота неплохо размещена, видно, что Сильницкий, несмотря на молодость, с солдатами справлялся хорошо.

— А как в деревне, Сильницкий, как там дела?

— Люди прибывают с каждым днем. В Гробле на принудительных работах было много польских семей. Ну и те, которые возвращаются из Германии… Приехали сюда даже из центральной Польши. В деревне есть железнодорожная станция. Живут и несколько немецких семей, преимущественно пожилые люди и еще женщины с детьми. Поляки интересуются, когда начнется эвакуация немцев?

— Начнется, начнется, пусть не волнуются. А как у тебя со снабжением?

— Многое получаю из батальона. Ну, а остальное организуем на месте. Не жалуемся.

— Еще бы! Только я спрашиваю тебя не о снабжении роты, а о том, что люди в деревне едят.

— С этим по-всякому, товарищ майор. Кто что в своем дворе найдет, тем и довольствуется.

— А коли ничего не найдет, что тогда ест? Как с хлебом? Не забывай, Сильницкий, что ты здесь представитель власти и для гражданских. Отвечаешь сейчас не только за своих солдат, но и за каждого, кто окажется на твоей территории. Вот так-то. Ну и как же ты выкручиваешься со снабжением?

— Мы с Козинцовым отремонтировали моторную мельницу, и если есть что, то мелем. Открыли пекарню. Делимся с гражданскими хлебом, крупой. Выдали им также карточки, ну и старшина, в общем, как-то с этим управляется. Но в целом со снабжением плохо, товарищ майор. Тяжело будет дотянуть до нового урожая.

— Всюду, браток, тяжело. Но продовольствие из центральной Польши на подходе. И его будет с каждым днем все больше. Скоро гражданские власти примут от нас административные дела, снабжение.

— А уж совсем плохо с ребятишками…

— С какими еще ребятишками?

— Ну есть в семьях: и польских, и немецких. Дети есть, а молока для них нет.

— Да! Ну, ты только посмотри, Людвик, Сильницкий — холостяк, а уже понимает, что детям в первую очередь нужно.

— А что, поручик, не осталось в имении коров? — вмешался Затора.

— Честно говоря, есть одна, но сейчас она на отеле. Ну и с десяток телок сохранилось каким-то чудом. А в деревне даже козы нет, что уж тут говорить о коровах. Пытался с Козинцовым договориться, но тот не хочет ни о чем и слышать.

— А какое отношение к этому имеет Козинцов?

— Часто в стадах, которые перегоняют по этапу из Германии, есть дойные коровы. Разумеется, несколько литров молока на деревню он дает, но ни о какой корове он даже не хочет и слышать.

— Знаешь что, Сильницкий, пригласи-ка сегодня своего Козинцова на ужин. Мне кажется, что надо с ним поближе познакомиться. Как ты думаешь, Людвик, стоит?

— Думаю, товарищ майор, что в этом есть резон.

— Если у тебя есть, что на стол поставить, приглашай гостей, поручик.

Майор Таманский любил и умел петь. Особенно после нескольких рюмок, да когда компания за столом собиралась достойная. На ужине, который устроил командир четвертой роты, было немного спирту, да и компания подобралась подходящая. Впрочем, много ли надо, чтобы фронтовики, собравшиеся спустя несколько недель после войны, быстро нашли общий язык. Им было о чем поговорить, о чем повспоминать, о чем взгрустнуть. Поляки были на своей земле, у себя дома. А майор Таманский, капитан Козинцов и его заместитель — старший лейтенант Лисовский — далеко от своей родины. И поэтому, когда майор Таманский затянул свою любимую старую военную песню:

Черный ворон, черный ворон,
Ты не вейся надо мной,
Ты добычи не добьешься —
Я солдат еще живой! —

капитан Козинцов украдкой вытирал на удивление часто запотевавшие очки и подпевал:

Остра шашка была свашкой,
Штык булатный был дружкой…

Когда на следующий день рано утром они отправились в обратный путь в Зеленое, уже сидевший в машине Таманский подозвал подпоручика Сильницкого:

— Послушайте, подпоручик, чуть было не забыл сказать вам об одной важной вещи. Сегодня же явитесь к капитану Козинцову, передадите ему привет от меня и замените своих телок на дойных коров…

10