Пора по домам, ребята

Полоса немецких бункеров. Первая линия укреплений. Вторая. Огонь станковых пулеметов. Немцы яростно контратакуют. Пьяные эсэсовцы не останавливаются ни перед чем. Валятся как снопы, но упорно лезут вперед. Взвод отходит. Сташек едва успевает перезаряжать винтовку и менять обоймы. Вместе с Владеком они прыгают в глубокую воронку от бомбы. Владек строчит из автомата короткими очередями. Сташек стреляет не спеша, тщательно прицеливаясь. Он знает, что у него патронов в обрез. Две гранаты, и это все, что осталось. «Следи за пригорком слева», — бросает Владек, а сам выпускает длинную очередь и вынуждает немцев залечь. Из-за пригорка появляется немец и замахивается гранатой. Сташек стреляет. Немец падает. Граната разрывается за пригорком. «Хорошо!» — хвалит его Владек и вновь выпускает длинную очередь по надвигающейся на них цепи. Только теперь до Сташека доходит, что они остались в этой воронке одни, отрезанные от своих, что отходить уже поздно. Он стреляет последним патроном. Попадает в цель. «У меня кончились патроны», — говорит Владеку. «Сними у меня с пояса гранаты. В кармане осталась еще одна. Бросай только наверняка». Сташек откладывает винтовку в сторону и вырывает чеку. Временное затишье. Где-то сзади слышна удаляющаяся стрельба. Немцы вновь поднимаются, открывают яростный огонь из автоматов. Владек посылает в них короткую очередь. Они уже рядом. Что-то кричат. «Давай!» Сташек изо всех сил бросает гранату, как когда-то в детстве швырял камни. Взрыв. «Хорошо!» — снова хвалит его Владек. И успокаивает: «Ничего они с нами не сделают. Еще немного, Сташек, и наши снова пойдут в атаку». «Наверняка», — подтверждает Сташек, ему хочется, чтобы было именно так. Он не спускает с немцев глаз. Опять поднимаются. Плотный огонь. Разрывы гранат. К счастью, они укрылись в глубокой воронке. Сташек бросает последнюю гранату. Грохот, вспышка, дым, стоны. Взрыв немецкой гранаты. Владек сползает на дно воронки. Сташек склоняется над товарищем. У Владека раздроблен висок. Он выхватывает автомат из судорожно сжатой руки друга, берет запасной диск. Выпускает длинную очередь. Выскакивает из воронки. Ему нечего терять. Снова стреляет. Лес. Наши!..

Автомат остался у Сташека. Он начал свой путь под Ленино и дошел до Берлина. Не один раз спасал Сташеку жизнь. В его руках автомат мстил за смерть своего прежнего владельца. Вместе со Сташеком сражался на берлинских улицах, в домах, в метро. Вместе с ним — радостной, самой длинной очередью, до последнего патрона — салютовал в честь победоносного окончания войны у Бранденбургских ворот! А теперь валяется в углу поломанный, обесчещенный. «Я отдал тебя в их лапы. Не сумел защитить ни себя, ни тебя. Может, потому, что нам не позволяла совесть стрелять в них. В поляков. Ведь они поляки, такие же как и я. Мы с тобой умели драться с немцами. Насмерть. Но поляк с поляком? Нет, этого я не могу себе представить. За что они так меня? За что? За что? Ведь для меня самым главным была Польша. Польша. Вчера поручик «Орлик» показал мне эту их Польшу. Ох, показал! Теперь-то знаю, какую Польшу я хочу. Знаю! И не приведи господь, тебе, поручик, встретиться со мной еще раз. Именно ты показал мне, какой должна быть Польша, которой я до конца своих дней буду служить верой и правдой…»

Скрипнула дверь в сенях. Родак с трудом поднялся на колени, а потом, опираясь на автомат, встал за дверной косяк. У него кружилась голова, ноги подгибались как резиновые, капли холодного пота выступили на лбу. «Если это они, то по крайней мере хотя бы плюну им в рожу». Ручка двери дернулась… В хату вошли дед, Юзеф Скочиляс и молодой капрал с винтовкой. Сташек зашатался и рухнул бы, если бы капрал не успел подхватить его.

— Ложись, ты белый как полотно.

— Ничего со мной не будет, — прошептал Родак. Он узнал капрала: это был Казик Грыч, с которым они ходили когда-то в калиновскую школу и о котором знал, что он работает сейчас в корпусе госбезопасности.