Пора сенокоса

Дольник почувствовал, что он тоже весь взмок. Рубашка прилипла. Кожу между лопаток тянула неприятная влажная ткань. Все-таки он чудом избежал смерти. Причем, именно чудом. Ничем другим это не объяснить. Вообще, если вспомнить сквозь какие сокрушительные обвалы ему за последние годы удалось проскочить, каких бед избежать, из каких потрясений выкарабкаться, то придется признать, что Тиша был прав. Без чего-то такого здесь действительно не обошлось. Взять хотя бы ситуацию перед дефолтом. Ведь буквально за три дня до знаменитого выступления премьер-министра, ввергнувшего в шок всю страну, его будто что-то толкнуло: он сбросил все ГКО, государственные краткосрочные обязательства, между прочим считавшиеся в тот момент самыми прибыльными из бумаг, и ведь не просто сбросил, что в тех обстоятельствах ему не очень бы помогло, но еще и успел «за секунду до полночи» обменять рублевые активы на доллары. В самом деле, какое-то озарение. Тех же, кто не успел, прохлопал, понадеялся, что пронесет, будто катком переехало… А тот случай, когда он увернулся от Карабаса? А история с бесхозными территориями, на которые претендовал сам Битюг? Попробуй, не уступи Битюгу! А вот Дольник не только не уступил, но еще и успел прихватить пару вкусных кусочков. Как будто невидимая рука вела его через эти джунгли – отводила опасности, оберегала от скрытых ям и ловушек. Между прочим, не только его. Все, сумевшие за это время чего-то добиться, могли бы сказать то же самое. Предназначение, как выразился бы Тиша. Может быть, и предназначение. Вот только к чему?..

И как всегда после стресса, свидетельствующего о прикосновении к темноте, его охватило легкое, ни с чем не сравнимое, радостное, удивительное возбуждение. Не то, которое заставляет сразу же торопиться куда-то, а то, что, напротив, порождает иллюзию бесконечного времени. Сколько еще впереди жизни: все можно успеть, все сделать. Не было ничего лучше этого состояния. Мир будто преисполнялся высокого смысла. Дольник видел переулок, выстланный стеклянными расплывчатыми отражениями, каменные пустые дворики, где, как в аквариумах, стояла солнечная тишина, чуть шевелящуюся листву тополей, светлый волшебный пух, плывущий по воздуху. Пробежали мальчишки, таща за собою какую-то железяку, осторожно, как рыба, скользнула на набережную легковая машина, девушка в блузке и юбке, открывающих трогательный пупок, выкатила из подворотни коляску с посапывающим пухлым младенцем. Это было как знаки тайнописи, проступающие в повседневности. То, что превращает существование в настоящую жизнь.

Дольник, конечно, знал, что ощущение это обманчиво. Это – не более чем мираж, окутывающий собою реальность. Он знал, что стоит ступить в заманчивую тень подворотни, и обнаружатся мусорные бачки, из которых вываливается всякая протухшая дрянь, знал, что лестницы в парадных разбиты, плохо освещены, пропитаны ужасными запахами, стены исписаны ругательствами, которые не соскоблить, жестяные почтовые ящики чернеют пятнами сажи, а мальчишки – кстати, почему они летом в городе? – тащат за собой ржавую раму от холодильника. Вон как противно она скрежещет по мостовой. Это была другая, темная сторона бытия. Задники декораций, где оседают грязь, боль, страх, окурки, бутылочное стекло. Хорошо бы все это вычистить до праздничного сверкания. Хорошо бы все это вымыть, досуха протереть, покрасить, заменить новым. Чтобы чистота была не только снаружи, но и внутри. Чтобы едкая копоть страданий не отравляла ни одного человека. Вот дело, которым действительно можно заняться. Ведь не накапливать же до бесконечности серо-зеленые, скучные одинаковые бумажки с цифрами и степенями защиты. Придумали для взрослых людей игру в фантики. Какое отношение имеет она к подлинной жизни? А вот, действительно, – бросить, заняться, наконец, чем-нибудь стоящим. Чем-нибудь таким, что и есть собственно жизнь. Жаль, что нельзя. Пока он чистит, пока он моет и красит, какой-нибудь очередной Слон со своими братками приберет его дело к рукам. И что тогда? Как тот бомжеватого вида мужик бродить от помойки к помойке? А ведь действительно жаль. Какая бы это могла быть великолепная жизнь…

Легкая тень набежала на переулок. Погасли солнечные отражение в окнах, стал гуще сумрак в сводах каменных подворотен. Дунул горячий ветер, потащил к набережной волчок серой пыли.

Дольник поднял голову.

Медленно, словно сонная черепаха, выползало из-за крыш облако, увитое грозовыми расплывами. Видимо, будет дождь. Хорошо бы. Чуть-чуть ослабит жару, прибьет пыль, которая уже скрипит на зубах.