— Ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, — объявил Оззи, растирая шею и морщась при каждом слове. — Мне стало известно об этом из надежного источника. Клан собирается отомстить за случившееся в четверг. Они ждут подмогу из других штатов.
— Ты веришь в это? — спросил мэр.
— Боюсь этому не верить.
— Источник все тот же? — поинтересовался Джейк.
— Да.
— Тогда у меня сомнений нет.
— Я слышал что-то такое о переносе места или времени суда, — заметил Оззи. — Это действительно возможно?
— Нет. Я говорил с Нузом только вчера. Суд никуда не переносится, он начнется в понедельник здесь.
— О сожженных крестах ты ему говорил?
— Я рассказал ему обо всем.
— Он в своем уме? — спросил мэр.
— Да, но он туп. Только не нужно меня потом цитировать.
— И у него есть все законные основания для такого решения? — задал очередной вопрос Оззи.
— Зыбучий песок, — покачал головой Джейк.
— Что будешь делать? — повернулся к Оззи мэр.
— Я полон намерений не допустить новой вспышки насилия. Наша больница слишком мала, чтобы вместить все возможные жертвы. Необходимо что-то предпринять. Черное население возбуждено, оно готово вспыхнуть как порох, тут и малейшей искры будет достаточно. Кое-кто только и ждет повода, чтобы начать стрельбу, а белые балахоны Клана послужат прекрасными мишенями. У меня ощущение, что Клан готов совершить какую-нибудь дикую выходку — ну, убить человека, например. Наши события делают им такую рекламу, которой они уже лет десять не имели. Мой источник сказал, что их сейчас осаждают волонтеры со всей страны, горящие желанием поучаствовать в заварушке. — Оззи медленно повел головой — боль в шее не утихала. — Мне очень не хочется об этом говорить, — сказал он мэру, — но, боюсь, придется обратиться к губернатору с просьбой об отправке к нам частей национальной гвардии. Я знаю, что это крайняя мера, однако мысль о том, что могут погибнуть люди, меня просто ужасает.
— Национальная гвардия! — воскликнул мэр, не желая верить своим ушам.
— Именно так я и сказал.
— Здесь, в Клэнтоне?
— Да, для защиты людей.
— Патрули на улицах?
— Да, с оружием и всем прочим.
— Боже, но это же невозможно. А ты не драматизируешь ситуацию?
— Нисколько. Абсолютно очевидно, что моих людей для поддержания порядка не хватит. Мы ведь не смогли ничего сделать даже с тем, что творилось у нас под самым носом. По всему округу Клан жжет кресты, а мы бессильны. Что же останется нам, когда к делу подключится и черное население? У меня мало людей, мэр. Мне нужна помощь.
Джейк нашел эту идею превосходной. В самом деле, о каких выборах непредвзятых членов жюри присяжных можно говорить, когда здание суда будет окружено войсками национальной гвардии? Он представил себе, как в понедельник присяжные проходят мимо солдат с оружием, армейских джипов, а может, и танка, если не двух, у входа в здание суда. Как в такой обстановке они смогут оставаться рассудительными и справедливыми? Неужели Нуз сможет настаивать на проведении процесса в Клэнтоне? Неужели Верховный суд не отменит его решение, если — да не допустит того Господь! — Хейли осудят? Да, идея действительно неплоха.
— Что скажешь ты, Джейк? — Мэр с надеждой посмотрел на него.
— Думаю, что выбора у вас нет, мэр. Мы не можем допустить еще одного побоища. Для вас это было бы трагедией и в политическом смысле.
— Политика меня нисколько не беспокоит, — со злостью отозвался тот, сознавая, что и Джейку, и Оззи известно, что это вовсе не так.
На последних выборах мэр победил с перевесом меньше, чем в пятьдесят голосов, и теперь шага не делал без того, чтобы самым тщательным образом не взвесить все его политические последствия.
На лице Джейка Оззи заметил усмешку, в то время как мэр вздрогнул, представив себе занятый войсками город.
В конце выдавшегося таким тревожным субботнего дня Оззи и Хастингс вывели Карла Ли через заднюю дверь тюрьмы и усадили в машину шерифа. Всю дорогу, пока Хастингс вел автомобиль мимо овощной лавки Бэйтса, пока они ехали в направлении Крафт-роуд, пассажиры оживленно переговаривались и смеялись. Когда они подъехали к дому Хейли, весь двор был уже забит машинами, так что свою шериф приказал оставить просто на обочине. Карл Ли прошел через дверь своего дома как обычный, свободный человек и едва не был задушен в объятиях друзей, родственников и детей. Все они были оповещены о том, что Карл Ли сегодняшний вечер проведет с семьей. Он все никак не мог оторваться от детей, обнимая всех четверых так, как если бы знал, что больше ему уже не придется этого делать. Стоявшие в молчании вокруг люди смотрели, как он, зарывшись головой в колени рыдавших детей, не мог надышаться их запахом. Многие из присутствовавших тоже не могли сдержать своих слез.