Пора убивать

— Есть ли у обвинения контрсвидетели? — спросил Нуз у прокурора.

— Только один, ваша честь.

Из комнаты для свидетелей в зал ввели доктора Родхивера. Он основательно устроился в кресле, послал теплую улыбку жюри. Доктор походил на настоящего психиатра. Темный костюм, никаких сапог.

Бакли подошел к микрофону, улыбнулся присяжным.

— Ваше имя Уилберт Родхивер? — Он полуобернулся к жюри, как бы говоря: «Вот теперь перед вами действительно психиатр».

— Да, сэр.

Бакли принялся задавать вопросы: миллион вопросов о его образовании, послужном списке и прочем. Отвечал Родхивер уверенно, держал себя естественно и спокойно, так, будто уже давно привык сидеть в свидетельском кресле. Он долго и подробно рассказывал о своей профессиональной подготовке, о большом опыте практического врача и о своей последней, столь интересной и увлекательной, деятельности на посту главного врача психиатрической клиники. Бакли поинтересовался, нет ли у уважаемого доктора опубликованных статей по психиатрии. Да, ответил Родхивер, и на протяжении получаса разговор шел о научных трудах этого исключительно образованного человека. Ему приходилось выполнять ответственные заказы федерального правительства, его мнения запрашивали правительства многих штатов. Он являлся членом всех тех организаций, о которых упоминал и Басс, и даже каких-то еще. У него были дипломы всех ассоциаций, имевших хотя бы самое отдаленное отношение к проблеме человеческого разума. Он был безукоризнен и трезв.

Бакли представил Родхивера в качестве эксперта. У Джейка вопросов не было.

— Доктор Родхивер, — продолжил Бакли, — когда вы впервые обследовали Карла Ли Хейли?

Тот сверился со своими записями.

— Девятнадцатого июня.

— Где проходило обследование?

— В моем кабинете в Уитфилде.

— Как долго проходило обследование?

— Часа два.

— Цель обследования?

— Определить психическое состояние мистера Хейли на тот день, равно как и в момент совершения им убийства мистера Кобба и мистера Уилларда.

— Вы располагали данными анамнеза?

— Большую часть информации мои коллеги получили в вашей больнице. Мы уточнили ее с мистером Хейли.

— Было ли что-нибудь примечательное в его медицинской карте?

— Ничего особенного. Он много говорил о Вьетнаме, но все в общих словах.

— Он свободно говорил о войне?

— Да. Ему хотелось говорить на эту тему. Складывалось такое впечатление, как будто ему посоветовали говорить на эту тему как можно больше.

— Что еще вы обсуждали во время первого обследования?

— Мы затронули множество тем. Его детство, семью, образование, работу — словом, говорили обо всем.

— Об изнасиловании его дочери тоже?

— Да, и в подробностях. Это давалось ему с трудом, хотя и мне на его месте было бы не легче.

— Говорил ли мистер Хейли вам что-нибудь о том, что подтолкнуло его к убийству?

— Да, мы беседовали об этом довольно долго. Я пытался установить для себя степень его информированности о происшедшем и насколько он отдает себе отчет в сути событий.

— Что он вам сказал?

— Вначале не очень много. Но потом он начал постепенно открываться и объяснил мне, как за три дня до убийства он обошел здание суда и присмотрел хорошее место для засады.

— А о самой стрельбе?

— О собственно убийстве было сказано очень мало. Мистер Хейли говорил, что почти ничего не помнит, хотя я подозреваю обратное.

Джейк вскочил из-за стола:

— Протестую. Свидетель может говорить лишь о том, что ему известно наверное. У него нет права предполагать.

— Протест принят. Продолжайте, мистер Бакли.

— Что вы можете сказать о его поведении, настроении, манере речи?

Положив ногу на ногу, Родхивер качнулся в кресле, в задумчивости свел брови.

— Сначала он мне не доверял, ему было трудно смотреть мне в глаза. Ответы на все вопросы были весьма краткими. Очень негодовал из-за того, что и в нашей клинике его охраняли и иногда вынуждены были надевать наручники. Расспрашивал меня о стенах, обитых пробкой. Однако в конце концов он расслабился и заговорил абсолютно свободно. На несколько вопросов он отказался отвечать категорически, но во всем остальном я назвал бы его довольно коммуникабельным.

— Где и когда вы обследовали его вторично?

— Там же, на следующий день.

— Каким было его настроение?

— Примерно таким же, как и накануне. Поначалу напряженность, сменяющаяся постепенно большей свободой. Говорил он о том же самом, что и за день до этого.

— Как долго шло второе обследование?

— Около четырех часов.

Вычитав что-то у себя в блокноте, Бакли склонился к уху Масгроува и что-то зашептал.

— А теперь, доктор Родхивер, скажите нам, в состоянии ли вы на основе ваших обследований мистера Хейли девятнадцатого и двадцатого июня прийти к медицинскому заключению относительно состояния обвиняемого в то время?

— Да, сэр.

— И каков же ваш диагноз?

— Девятнадцатого и двадцатого июня мистер Хейли находился в здравом уме и ясной памяти. Он был совершенно нормален, я бы сказал.

— Благодарю вас. Исходя из данных обследований можете ли вы сказать суду, в каком состоянии находился мистер Хейли в момент убийства им мистера Кобба и мистера Уилларда?

— Да.

— В каком же?