Пора уводить коней

Тут же оказалось, что «с нами» — это он да я, как обычно, и, если я не пойду, он останется один, а это мало радости. К тому же в одиночку лошадей гонять трудно. Фактически невозможно.

— Ты тут давно стоишь?

— Я только пришел.

Он всегда так говорил, и я никогда не знал, правда ли это. Я стоял в одних трусах и смотрел ему через плечо. Река была оторочена туманом, уже рассвело, но было свежо, по животу и бедрам разбегались мурашки, а я все равно стоял и смотрел, как блестящая мягкая река выплывает из дымки, принимает чуть вправо и протекает мимо. Я знал этот изгиб наизусть. Он снился мне зиму напролет.

— Каких лошадей?

— Баркалдовых. Они в загоне в лесу.

— Знаю. Зайди в дом, пока я оденусь.

— Я здесь постою, — ответил он.

Он никогда не заходил к нам, может, из-за отца. С ним он не разговаривал. Не здоровался даже. Непременно утыкался взглядом в землю, если они встречались у магазина. В таких случаях отец обыкновенно останавливался, оборачивался ему вслед и говорил:

— А это не Юн был разве?

— Юн, — отвечал я.

— Что это с ним? — спрашивал отец каждый раз, как будто бы уязвленно, и я неизменно отвечал:

— Не знаю, — что было правдой, но при этом мне и в голову не приходило спросить. А сейчас Юн стоял на каменной кладке, которая заменяла крылечко, и смотрел на реку, поджидая, пока я стяну свою одежду со спинки деревянного стула и напялю ее на себя. Я спешил, мне было неловко, что он зябнет там один, хотя я, конечно, распахнул дверь, чтобы он мог меня видеть.

Безусловно, меня должно было торкнуть предчувствие, я, конечно, мог бы увидеть в тумане над рекой, распознать в дымке у скал, заметить в белом цвете неба, услышать в словах Юна, догадаться по тому, как он двигался и как замирал столбом на каменной дорожке, что с этим утром что-то не так. Но мне было пятнадцать, и я обратил внимание только на то, что Юн пришел без ружья, которое он постоянно таскал с собой на случай внезапной встречи с каким-нибудь шалым зайцем, но оно и понятно, когда сводишь лошадей, ружье только мешает, а палить в коней мы не собирались. Юн показался мне обычным: спокойным и деятельным одновременно, все его мысли были уже заняты конями, но нетерпения он не проявлял, щурился как всегда. Мне его собранность и деловитость были на руку, не секрет, что во всех наших затеях верховодил он, а я шел на поводу. Юн-то поддерживал форму круглый год. Единственное, в чем мне не было равных, — это вскочить на бревно и лететь вниз, у меня было врожденное чувство равновесия, такой дар от природы, говорил Юн, хотя он формулировал это иначе.

Еще он научил меня беспечной раскованности, растолковал, что если ввязаться в бой, не просчитывая наперед всё и не давая опасениям, что вдруг не получится, стреноживать мой порыв, то я смогу добиться высот, о которых и не мечтал.

— Готов, — сказал я. — На старт, внимание, марш!

Мы вдвоем спустились по тропинке к реке. Было очень рано. Солнце выскользнуло из-за утеса, всколыхнуло воздух, окрасило все вокруг в новый цвет, а остатки тумана над водой растаяли и пропали. Мне неожиданно стало жарко в свитере, я закрыл глаза и шел так, ни разу не оступившись, пока не почувствовал, что мы дошли до реки. А там открыл глаза, встал на отмытые дождем причальные камни, забрался в Юнову скорлупку и сел сзади. Юн отвязал лодку, запрыгнул в нее, взял весла и погнал лодку короткими, сильными взмахами наискось сильному течению, потом поднял весла, чтобы лодку снесло, снова на них налег, и так пока мы не уткнулись в другой берег метров на пятьдесят ниже нашей избушки по течению. Ровнехонько чтобы из нее нельзя было увидеть нашу лодку.

Потом мы забрались наверх по откосу, Юн первым, я за ним, и пошли вдоль колючей проволоки, огораживавшей луг, на котором высоченная трава, подернутая пленкой росы, стояла в ожидании, что ее вот-вот скосят, раскидают по сушилам и оставят на солнце перепревать в сено. Мне казалось, что я бреду по пояс в воде, но не ощущаю ее сопротивления, словно бы во сне. Мне вода довольно часто снилась, я водил с ней дружбу.

Луг тоже принадлежал Баркалду, мы миллион раз ходили этим путем, по тропинке между полей и дальше по большой дороге, чтобы попасть в магазин за журналами, карамельками и прочим товаром по нашим деньгам — в кармане при каждом шаге звякала мелочь, один, два, редко-редко пять эре; той же дорогой, но в другую сторону мы ходили к Юну, и его мама приветствовала наше появление с таким бурным восторгом, словно бы я был наследным принцем, не меньше, зато папа Юна тут же утыкался в местную газету или спешил в сарай или хлев по вдруг обнаружившимся неотложным делам. В этом было что-то мне непонятное. Ну и черт с ним. Мне-то что. Лето кончится, домой уеду.