Карась в лицо ей бросил: — Ты, б…, вообще пасть прикрой. Оборачивается к Узбеку, прет на него, руку поднял, хотел схватить, что ли, так и не понял. Я между ними встал, а Карась как врежет с размаха. Целил в Узбека, а досталось мне. Я маленько пошатнулся, а тут, гляжу, городской нахмурился, училка эта — его любовь, оказывается. Говорит Карасю: — Извинись по-хорошему. А тому, видать, шлея под хвост попала. Не успел, Мишь, он ничего сказать, а здоровяк рыжий его, как щенка мокрого, поднял легко и об тополь у конторы так приложил, что Карась прямо сполз на землю. Училка руками замахала: — Прекратите, он же при погонах, могут неприятности выйти. Карась поднимается, рот открыл, да сказать не успел, рыжий его по второму кругу в сторону отбросил прямо в лужу грязную. И смех и грех. А городской этот, Леонид его зовут, мы потом познакомились, ее успокаивает: — Неприятности могут быть у Карася, если он не придет к ним со своими извинениями. Еще спокойно добавил, что добро иногда должно быть с кулаками. Меня с Узбеком в гости в новый дом пригласил. Потом они в машину сели и укатили. Узбека председатель позвал заявление написать насчет работы. Карась, весь грязный, сел в свой «Жигуль» и уехал матерясь. А я на работу пришел. Все услышал?
Михаил кивнул.
— Значит, Узбека приняли на работу?
— Ну, да.
— Это хорошо. Лишние руки нам не помешают. А Карась этот, Вась, если честно, уродом был, им и остался. И никакие погоны его не отбелят.
— Это точно, — согласился Василий.
— Сейчас вам историю расскажу, комедия прямо, — Василий, видимо, вспомнил что-то и громко хохотнул.
— Ну, давай, повесели народ, — Михаил вытер пот со лба, отложил гаечный ключ, присел на лавку, закурил, позвал:
— Узбек, вылезай, перекурим, нам Вася историю поведает.
Мурат подошел, обтер тряпкой грязные руки, прикурил у Михаила.
Василий, не переставая улыбаться, стал рассказывать:
— Мы, когда у конторы с Леонидом познакомились, вроде как приятелями стали. Я думал, что он пижон городской, ан нет, нормальный мужик. Есть, конечно, свои тараканы у него в башке, но не такие большие. Он у меня все про наши места выспрашивает; где, мол, грибные места, а где рыбные. Я так понял, что он здесь осесть собирается. Понравилась ему наша местность.
— Ты нам будешь рассказывать, что городскому здесь понравилось, что ли? — сплевывая, уточнил Узбек.
— Нет, спохватился Василий, — это я так, к слову. К тому веду, что он меня в дом позвал, посмотреть да посоветовать. Утром нашел полчаса, пришел к нему. Гляжу, а все так быстро строится. Были бы деньги, как говорится, так и из халупы дворец отгрохать можно. Присел на стульчик во дворе, жду. Вижу, выходит какой-то гусь. Длинный, тощий, в цветном пиджаке и розовых штанах, сильно хромает. Подошел, на спинку стула облокотился, воротник на рубахе мне поправляет. Я уже было подумал, что псих какой, смотрю, Леонид идет, злой, красный весь. Говорит мне, на этого чудака указывая:
— Дочке нанял учителя по танцам, а прислали этого мудака.
А этот в ответ:
— Леонид, что за выражения? И ему воротничок поправляет. Леня от него прямо отпрыгнул и продолжает: — День занимается, два, я не проверяю, вид у него как у балеруна, думаю, большой мастер танцевать, раз дрыщ такой. На третий день зашел, а он пятилетней Оленьке стриптиз показывает! Я умом чуть не тронулся, у рыжего пистолет выхватил, думал, просто припугну, да в задницу ему попал. Тут сопли, крики слезы. Я скорую хотел вызвать, а этот красавец плачет, а меня за руку держит, умоляет не вызывать врачей и полицию. Я, говорит, в розыске за мошенничество. А насчет танцев не моя вина. Я — стриптизер, мне сказали учить, я и учил, еще подумал, какие у богатых причуды, чтобы ребенка таким танцам обучать.
Неделю живет, урод, уходить не собирается. Вечерами прислуге стриптиз танцует, они и рады. Хорошо еще, штаны не снимает. Не знаю теперь, чего с ним делать. Прогоню, у меня проблемы будут — огнестрельное ранение. Затаскают. В доме оставить — он ни фига делать не умеет.
Тут из кухни повариха кричит:
— Леонид Сергеевич! Отдайте его мне. Днем будет мне помогать картошку с луком чистить, а по ночам мы с ним вдвоем будем стриптизом заниматься, я ведь шестой год вдова, а нежности во мне много.
Этот гусь как услышал повариху, так снова плакать принялся:
— Леонид, все что угодно, только не к ней на кухню, она ведь вчера ночью ко мне приходила, соблазняла.
— В моем доме бардак не устраивайте. Быстро всех поувольняю, — пригрозил Леонид.
Потом усмехнулся и добавляет:
— А ты чего плачешь, глупый. Она ведь дело говорит. И ты при бабе, и мне спокойнее.
— Тут вышла эта повариха. Мужики, вот если нашу толстую тетю Таню и сестер Дрыховых вместе соединить, точно одна эта повариха получится. Понял я его слезы. Он ее увидел, за нас прячется.
Она ему кричит:
— Плач не плач, никому тебя не отдам! Вот откормлю немножко и замуж возьму.
— Этот Леонид женатый, если у него дочке пять лет? — спросил Миша.