Порабощенные сердца

Дальнейших приглашений не требовалось. Призывно изогнувшись, он начал поглаживать любовника, разжигая желание. Маурик закрыл глаза, помедлил, наслаждаясь и предвкушая удовольствие. Когда возбуждение достигло апогея, он отстранился, поставил юношу на четвереньки, налег грудью на широкую спину и от прикосновения к гладкой коже и крепким мышцам другого мужчины почувствовал, как теплая волна прокатилась внизу живота. Его желание было особенно велико от мысли о том, что его любовник ни о чем не подозревает. Время настало.

Левой рукой он сжал плечо Инира и, привстав, потянулся за кинжалом, лежащим на куче скинутой им одежды. Вынул его из ножен, и пальцы сомкнулись па рукоятке.

Затем наклонился вперед и ударил, погружая обнаженное лезвие в спину предателя.

Глава 20

Наблюдая, как Дафидд доит корову, Рика слушала его болтовню. Вдруг до ее слуха донеслись какие-то голоса, негромкие и неясные. Казалось даже, что два человека намеренно говорят негромко, иначе в вечерней тишине их слова были бы слышны далеко.

Из любопытства Рика приподнялась с места и, посмотрев в направлении голосов, увидела двух мужчин — белокурого и темноволосого, стоящих в воротах.

Ее охватило беспокойство. Не было никаких видимых причин: ни выражения лиц, ни позы не давали повода для волнения, но, увидев Галена и Церрикса вместе, она испугалась. Это не был темный, всеохватывающий страх, который ощущает человек перед лицом опасности, а мимолетная тревога.

— Что здесь делает Церрикс?

Вопрос Дафидда прозвучал словно эхо ее мыслей.

— Я…я не знаю, — тихо сказала Рика и посмотрела на Дафидда, который старался из-под коровьего вымени разглядеть людей в другом конце двора. — Может быть, что-нибудь случилось с кем-то из римлян…

Дафидд быстро повернулся, и сомнение прозвучало в его голосе.

— Раньше он никогда не приходил.

— Может быть, раньше не возникало подобных вопросов. — Рика попыталась придать своему голосу легкий и шутливый оттенок, потом потянулась и потрепала его по голове. — Ты слишком много думаешь и слишком медленно работаешь. Заканчивай. Мне нужно готовить ужин, иначе нам придется есть в темноте.

Только услышав шипение и всплеск, Рика снова взглянула на мужчин. Они отошли от ворот и теперь беседовали, присев на корточки под небольшой сосной внутри двора. Они были совершенно поглощены беседой, и у Рики забилось сердце и участилось дыхание. Ее наполнило ощущение страха, и она отвернулась.

Разговаривая, Церрикс следил за выражением лица сидящего напротив него человека. Римлянин слушал, не выдавая своих чувств. Даже известие о смерти подчиненного не изменило выражение смуглого лица.

Церрикс закончил, и его собеседник слегка шевельнулся, как бы разминая затекшие ноги.

— А что с твоим осведомителем? — спросил он. В голосе, столь же тренированном, как и лицо, также не было ни следа эмоций.

— Мертв, — коротко ответил Церрикс и заметил, как небольшое движение собеседника позволило тому лучше видеть женщину и мальчика на другом конце двора. С тайным удовлетворением он спросил себя, осознавал ли этот непреклонный солдат Рима, сколь многое в нем выдавало это, казавшееся незначительным движение.

— Разумный человек никогда не стал бы так рисковать… и спешить, — как бы про себя пробормотал он.

Церрикс понял, о ком он говорит.

— Маурик уже перешел грань закона и разумности. Его честь разъедена желчью несостоявшихся амбиций. Однако для многих текущая в нем королевская кровь оправдывает его поступки.

— Сколько человек, по-твоему, ушли с ним?

На прямой вопрос последовал столь же прямой ответ.

— Около сорока. Немного. — Церрикс помолчал. Если уж доверять, то нужно доверять до конца. И продолжил: — Но есть много бродячих шаек, и он может объединиться с ними. Ему нужно только разжечь искру войны, заставить ваши легионы в отместку выступить против какой-нибудь беззащитной деревни, и тогда вспыхнет пламя всеобщего восстания. Тогда тысячи одобрят его и соберутся под его знамена.

Римлянин ответил не сразу. Он подобрал небольшую палочку и покрутил ее в руках. Наконец, не отрывая от нее взгляда, сказал:

— Ты знаешь, что это будет смертным приговором для каждого ордовика, живущего в этих горах: мужчине ли, женщине или ребенку. Ни одно живое существо, включая скот, не избежит этой участи. Твой народ, — он переломил палку, отбросил обломки в сторону и поднял голову, — исчезнет с лица земли, король Церрикс.

В Церриксе вспыхнули гнев и гордость.

— Мы не сухие ветки, римлянин, чтобы так легко сломаться под пятой Рима. Мы могучи и непреклонны, как священный дуб. Чтобы очистить от нас эти горы, вам придется предать огню каждый лес, каждую рощу. И даже тогда, в огне, мы будем проклинать вас и бороться до последнего вздоха!

— Я это знаю, — ответил его собеседник еле слышно. Его тон застал Церрикса врасплох. Замолчав, он незаметно следил, как темный взгляд собеседника скользнул по женщине и мальчику.