Порабощенные сердца

Рика поразилась. Он говорил на их языке. Эта фраза вместе с холодной уверенностью и властностью тона вызвали у толпы невольное уважение. По правде говоря, Маурик напал на безоружного человека, на пленника, который не представлял никакой угрозы. И то, что его командир бросил вызов обидчику, было самоотверженным поступком, достойным доблестного воина.

— Прекратите! — Мирддин встал между противниками, предотвратив дальнейшее развитие событий. — Стой спокойно, Маурик, — тихо скомандовал он.

Маурик, застигнутый врасплох нападением римлянина, в бешенстве смотрел на жреца. Его рука уже схватилась за меч. Вмешательство друида лишало его возможности отомстить. Но он не мог не подчиниться.

— Мое время еще придет, римлянин, — прошипел он, отходя.

Римлянин ответил ему еле заметным кивком головы. Вызов был принят.

Церрикс, стоя на краю помоста и наблюдая за этим поединком, улыбался, скрывая удовлетворение. Провоцируя пленника на насилие, Маурик фактически пытался разрушить план еще до начала его осуществления. Но потерпел неудачу. Римлянин, как и Церрикс, разгадал истинную цель поступков Маурика и не попал в ловушку.

Церрикс снова улыбнулся. Римский правитель выбрал хорошего посланника. Центурион не только заслуживал доверия, но был благоразумным человеком, хладнокровным, а не безрассудным. Даже в ярости, естественно вспыхнувшей при нападении Маурика на его подчиненного, он продемонстрировал полный контроль над эмоциями, который указывал на человека дисциплинированного. После инстинктивного ответа он не бросился вперед, а ждал приближения Маурика. Тактически это было более рискованно, лишало его преимущества атакующего, но стратегически дало большое преимущество — уважение зрителей. Да, Агрикола сделал хороший выбор.

С такими мыслями Церрикс переключил внимание на Мирддина, который обращался к толпе. Спокойный и властный голос жреца доносился до самых последних ее рядов.

— Поединком на мечах мужчина имеет право свершить правосудие. Однако женщина должна рассчитывать на правосудие по нашим законам. Поэтому первый раб должен быть отдан той, которая понесла прискорбную потерю от рук захватчиков и не может сама свершить правосудие. Выйди, Рика… и выбирай!

Все взгляды устремились на нее, и Рика опустила голову, испытывая страх и стыд. С первых слов Мирддина она поняла, что было задумано. И хотя не было ни малейшего желания принимать подобный «подарок», она бессильна отклонить его и не подчиниться воле жреца. Рика отвела глаза и потому не видела злобный удовлетворенный взгляд, брошенный Мауриком на вожака римлян. Не заметила она также, что Церрикс внимательно наблюдал за ними.

— Выбирай, Рика! — Голос Мирддина вынуждал ее действовать. Рика подняла глаза. Не рассматривая цепочку пленников, она уже знала, на кого падет ее выбор. Придерживая накидку левой рукой, она начала поднимать правую, чтобы указать на юного блондина, пострадавшего от жестокости Маурика.

— Дайте ей высокого!

— Нет! — крикнула Рика, резко повернувшись к человеку, шагнувшему вперед к краю помоста.

Ее охватил непонятный, бессознательный страх. Этот темный надменный римлянин представлял для нее угрозу, она инстинктивно чувствовала опасность. Церрикс должен смягчиться и отказаться от своего предложения. Он должен!

— Я… я предпочла бы этого мальчика, — сказала Рика с такой твердостью, какую только рискнула выразить. Церрикс улыбнулся, и она упала духом, мгновенно осознав, что рекомендация Церрикса представляла собой не совет, а королевское повеление, которое сейчас будет повторено.

— Возьми высокого.

Не давая ей времени возразить, он переключил внимание на Маурика. На лице его противника можно было ясно прочесть растерянность и подозрение.

— Может ли быть больший позор для воина и предводителя мужчин, чем подчиниться власти женщины? — Церрикс небрежно пожал плечами. — Я думаю, ты понимаешь всю тяжесть подобного унижения, Маурик. Но все-таки он — твой пленник. Может быть, ты пожелаешь избавить его от унижения стать рабом вдовы твоего брата?

Затаив дыхание в безмолвной, отчаянной молитве, Рика ждала ответа Маурика. Его колебание внушало ей надежду. Однако надежда была разрушена внезапными возгласами из толпы. Возможно, зрители и прониклись уважением к римлянину за его гордость и храбрость, но это был враг, и они хотели его унизить.

— Отдай его женщине! — кричали они в один голос.