Поработи меня нежно

Сдвинувшись в сторону, я позволила себе разглядеть все остальное. Изменение в его облике продолжало меня удивлять. Мужчина каким-то образом преобразился, прежде чем уехать из Нью-Мехико.

После нашей безобидной возни в тренажерном зале мы пошли каждый своей дорогой — принять душ и переодеться. Люциус появился, перекрасив свои черные волосы в абсолютно белый цвет, у него была проколота левая бровь, а на основании шеи красовалась татуировка с черепом. Он выглядел по-дьявольски сексуально.

— Хочешь сказать мне, что думаешь по этому поводу? — обыденным тоном спросил он.

Мое сердце забилось при звуке его голоса. Будто бы я признаюсь в этом!

Ни он, ни я не сказали ни слова о перевоплощении. Я могла догадаться, почему он так поступил. Очевидно, он уже раньше бывал в Новом Далласе… под другой личиной.

Он, вероятно, работал с людьми, с которыми нам предстояло встретиться, а они знали его в этом образе.

Люциус продолжал наблюдать за мной, я заметила, что его ледяной взгляд стал напряженным. По крайней мере, цвет его глаз не изменился. Этот сексуальный, электрический голубой просто нельзя спрятать.

— Ты лучше скажи мне, — предложил он, — я все равно рано или поздно доберусь до тебя, и ты только окажешь себе услугу, если это произойдет раньше.

— Просто представляю, как ты облажаешься с Сахарой Роуз, — солгала я.

Его темная, пирсингованная бровь изогнулась, приподнимая серебряную шпильку.

— Если моя неудача напустила на твое лицо выражение «трахни-меня-сейчас-же», продолжай об этом думать. Пожалуйста, — последнее слово прозвучало совершенно незнакомым на его языке, будто он никогда прежде не говорил его.

Я попыталась сохранить безразличное выражение лица, чтобы не нахмуриться. Он наполнил свои слова удовольствием, что снова вернуло меня к своим фантазиям.

— Тебе обязательно быть таким грубым? — выдавила я.

— Мы зарабатываем на жизнь тем, что убиваем людей, Печенька, а ты сетуешь на мой язык?

Быть может, мы оба и были убийцами, но мы во многом отличались. Я работала ради мира, ради добра, во имя людей. Он работал ради денег. Моя верность была непоколебимой. А его, скорей всего, уже сдуло ветром.

— О, погоди, — добавил он. — Ты — принцесса. Маленькая, богатенькая, испорченная девчонка. И не пытайся отрицать это. Я слышал истории о твоих подростковых годах. Ты кричала и рыдала, если не получала желаемого. «Я просила у Папочки голубое платье, а не зеленое», — он изобразил высокий девчачий голос. — Бууууу.

Он закатил глаза.

— Конечно же, тебя не устраивает мой язык. Девчонки, как ты, не могут быть счастливы вне зависимости от обстоятельств.

Мои глаза сузились. Я больше не была девочкой. Уже давным-давно. Когда я начала подготовку, я даже перестала называть Майкла «Папочкой».

Я обращалась к нему, как и любой другой агент.

— Жаль, что за твою голову не назначена цена, — пробормотала я. — Ты единственная цель, которую я бы уничтожила с превеликим удовольствием.

— Кто говорит, что за мою голову не назначена цена?

Я вскинула брови.

— А назначена?

Он пожал плечами.

— Ты же у нас отчаянная охотница. Вот ты и скажи.

Наши взгляды пересеклись и задержались друг на друге. Некая невидимая сила отказалась выпускать меня, пока я изучала его.

Его черты лица были словно высечены из гранита и совершенно не читаемы. Ничто в выражении его лица или языке тела не выдавало его мыслей.

— Ладно. Быть может, их даже больше, чем один, — сказала я. — Ты не из тех парней, что играют по правилам. Кроме того, у тебя есть враги в каждом городе, стране, в любой чертовой дыре, в которой ты побывал.

В то самое мгновение, как я произнесла слово «играть», его взгляд опустился на мои губы. Слово повисло между нами, словно живое существо. Представлял ли он себе обнаженные, вспотевшие тела? Обжигающие поцелуи и удовольствие?

Я смерила его взглядом, молча приказывая ему отвести взгляд. Чего он не сделал. Фактически, его взгляд впился в мои губы. Такое пристальное внимание нервировало меня, но я привыкла контролировать свои действия.

Мое тело будет подчиняться воле моего разума, а не похоти. Мне хотелось отвернуться, но я заставила себя не сдвинуться ни на дюйм. Ради своей работы я частенько сидела на одном месте часами, разглядывая цель, ни сдвигаясь ни на миллиметр.

Я решила бросить ему вызов, обратив его же вопрос против него самого.

— Что ты об этом думаешь?

Теперь он выгнул бровь с пирсингом.

— Хочешь честный ответ или ответить тебе так же, как и ты? — он не дал мне времени ответить, и закончил предложение сам,

— Я дам тебе честный ответ, — он склонился, уголки его губ дернулись, глаза потемнели. — Я думаю какими горячими и влажными будут твои губы, когда я выиграю наше пари.

— Я тебе даже не нравлюсь.

— Ты не обязательно должна мне нравиться, чтобы я захотел тебя.

Как по-мужски. К счастью, шасси застонало при посадке, спасая меня от того, чтобы не стереть самодовольную ухмылочку с его лица трехконтактной бритвой, которую я припрятала на лодыжке. И плевать, что он мне не нравился и я хотела его.