Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте

В штабе верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами из первых же донесений материализовалась картина хаоса. Деревни, первыми встретившие вражеские атаки, еще удерживались; но другие, находившиеся гораздо дальше от линии фронта, оказались в руках немцев; сотни танков беспрепятственно шли извилистыми путями на запад; диверсанты в американской форме и на американских джипах мчались впереди наступающих немецких войск, наводя ужас и неразбериху; парашютистов находили в самых невероятных местах. Ясно было лишь одно: вермахт начал поразительное по масштабам контрнаступление, поставив все на одну карту. Уже к полуночи 16 декабря союзная разведка идентифицировала и нанесла на оперативные карты десять пехотных, пять танковых и одну парашютно-десантную немецкие дивизии[16].

Еще до начала контрнаступления было очевидно: за линией Зигфрида что-то назревает. Всю предшествующую неделю воздушная разведка отмечала оживление на шоссейной и железной дорогах вдоль долины Рейна; комплектовались боевыми расчетами артиллерийские позиции; шпионка из Битбурга сообщила о необычайно большом количестве понтонов и небольших судов, направлявшихся на запад, и прибытии из Италии новых дивизий 10 декабря; моральный дух последних немецких военнопленных был на удивление высоким, многие из них говорили о грядущем наступлении между 17 и 25 декабря и захвате Ахена как рождественском подарке фюреру. В дополнение к этой информации стало известно, что 6-я танковая армия СС, в которую входили 1-я, 2-я, 9-я, 10-я и 12-я танковые дивизии СС, переформировывалась после отступления из Франции, а в первую неделю декабря большинство ее частей сосредоточилось на территории между реками Рур и Рейн. Также стало известно, что за линией Зигфрида появились пехотные и танковые соединения, о которых ничего не было слышно после событий в Нормандии. Все эти предвестники казались грозными, и в сводке разведотдела 1-й американской армии уже за несколько дней до начала событий был сделан вывод о подготовке немцев к крупномасштабному контрнаступлению. По прогнозам разведчиков, в контрнаступлении между реками Рур и Эрфт задействовали крупные танковые соединения при поддержке «всех сил, какие враг сумеет наскрести». Таким образом, масштаб и характер арденнского наступления были спрогнозированы достаточно точно, но в месте ошиблись.

Союзное командование было захвачено врасплох тем, что немецкое верховное главнокомандование рискнуло начать контрнаступление в местности, совсем не пригодной для крупномасштабных танковых маневров. Лесистые горные теснины с узкими, извилистыми, заснеженными дорогами были идеальными для противотанковой обороны. Один застрявший в непролазной грязи или подбитый танк надежно блокировал путь остальным. Продвижение по мягкой почве окрестных полей также создавало определенные трудности для бронетехники. И если главным элементом любого немецкого контрнаступления считалась скорость, то зимние Арденны вряд ли были идеальным местом.

Аргументацию союзников ясно изложил в своем докладе генерал Эйзенхауэр:

«В моем штабе и штабе 12-й армии предчувствовали возможность немецкого контрнаступления через Арденны, поскольку по всему фронту американские войска были растянуты слишком узкой полосой для обеспечения нашего наступления, а фельдмаршал фон Рундштедт постепенно перевел в этот тихий сектор шесть пехотных дивизий – гораздо больше, чем ему требовалось для обороны. Однако вероятность крупномасштабного зимнего наступления в этом регионе всерьез мы не рассматривали, будучи уверенными, что сможем справиться с любой подобной попыткой, а результаты в конечном счете окажутся катастрофическими для Германии». Как мы увидим, мнение генерала Эйзенхауэра поддерживали и союзники, и немцы.

Идея о наступлении в Арденнах не принадлежала высшим командующим на западе: ни фон Рундштедту, ни Моделю, ни Зеппу Дитриху. Все они, как и стратеги западных союзников, считали подобную затею неосуществимой. Однако никто их мнение не спрашивал и не выслушивал; им приказали, и они повиновались. Этот план был рожден интуицией. А когда в дело вступает интуиция, логике и военной целесообразности места не остается. Геринг утверждал: «Фюрер все спланировал сам. Этот замысел и этот план принадлежали ему одному».