Порча

Она взяла его за руку и прислонилась к его плечу, давая понять, что, как бы ни было, они друзья.

— Спасибо вам за все, что вы сделали, особенно для мамы, — заговорила Энни. — Я хочу сказать: я так рада, что вы приехали сюда, в деревню. Даже зная, что вам пришлось приехать, — она хитро покосилась на него, — все равно рада. Вы пробыли здесь всего несколько месяцев, а кажется, о, как давно я вас знаю!

— Для меня это комплимент, — отозвался Джемисон.

— Мне кажется, с вами можно говорить, — быстро продолжала девочка. — С самого начала так казалось, с самой первой встречи. А когда вы помогли Джефу… ну, с тех пор я знала наверняка.

— Да ведь мы и говорили, — заметил старик. — Не забирались в глубину, по-настоящему глубоко — до сих пор, да? — но мы говорили. Может быть, это вопрос доверия или некоего родства?

— Да, — кивнула она, — я знаю, что могу доверить вам секреты. Я хотела бы рассказать маме, но она не стала бы слушать. Из-за нервов. Она сразу начинала беспокоиться, качала головой и уходила. Просто убегала от меня, спотыкаясь. И с каждым днем становилось хуже. Но вы… вы совсем другой.

Он улыбнулся:

— Ну что ж, таков всегда был мой жребий. Я, помнится, как-то сказал Джилли, что во мне порой видели отца исповедника. Довольно странно, ведь я не католик.

— А кто вы? — спросила Энни, склонив голову набок. — Во что вы верите? Или вы атеист?

— Вроде того, — пожал плечами Джемисон. — Хотя кое во что я верю. Но только не в Бога, каким Его принято представлять. Ты ведь об этом спрашиваешь? А во что веришь ты?

— Верю в то, о чем рассказывал мне отец, — мечтательно ответила девочка. — Что-то в его рассказах было красиво, что-то уродливо, а что-то — страннее самых странных мифов и сказок из самых странных книжек. Но вы, конечно, понимаете, о чем я говорю, хотя я и сама не совсем уверена. — Говоря, она взяла книгу и прижала ее к груди.

На старинном переплете из кожи, потемневшей и блестящей, как старый дуб, между ее растопыренными пальцами просвечивало заглавие, состоявшее всего из трех высоких букв, набранных готическим шрифтом: «Э. О. Д.».

— Ну, — отозвался Джемисон, — у тебя и у самой есть такая книга. Одна из самых странных, верно? Она, конечно, весьма необычна. Твоя мама как-то говорила мне, что просила тебя сжечь книги…

Девочка опустила взгляд на книгу и сказала:

— Отцовские книги? Да, она хотела от них избавиться. Это одна из них. Я много их читала и старалась разобраться. Иногда мне казалось, будто понимаю, а потом смысл снова терялся. Но я знала, что это очень важно, а теперь понимаю почему. — И девочка вдруг загорелась, схватила его за локоть. — Пожалуйста, хватит притворяться! Мне уже почти все известно… так не расскажете ли вы все до конца? Я вам клянусь: что бы вы ни рассказали, я не выдам. По-моему, вы уже должны были это понять.

Старик кивнул и мягко высвободил руку:

— Да, думаю, можно рассказать. Только при условии, что ты не испугаешься и не вздумаешь сбежать… как твой отец.

— Он очень испугался, да? — спросила она. — Но я никак не могу понять, зачем он украл книги и инсмутские драгоценности. Если бы он их не взял, может, они оставили бы его в покое.

— Думаю, он намеревался продать книги, — объяснил старик. — Чтобы как-то прожить, понятно. Он, конечно, знал, что они очень редкие и ценные. Но после того как он бежал из Инсмута, сменил имя и в какой-то мере почувствовал себя уверенно, он стал соображать яснее и догадался, что появление любой из книг наверняка выдаст его — укажет, где его искать. Поэтому он их сохранил.

— Но ведь украшения он продавал? — нахмурилась девочка.

— Потому что золото совсем не то, что книги, — улыбнулся Джемисон. — Оно принадлежит одному человеку. Люди, купившие украшения, конечно, надевают их иногда, но в то же время тщательно охраняют и не выставляют напоказ, скажем, на полках библиотеки. А твой отец позаботился не продавать их скопом. Одно туда, другое сюда, так что в одном месте никогда не скапливалось помногу. Может быть, раньше он не собирался расставаться и с украшениями, но пришло время, когда ему пришлось их продать.

— Однако члены Тайного ордена Дагона не слишком тщательно их берегли? — вопросительно заметила девочка.

— Потому что они считали Инсмут своим городом и чувствовали себя в безопасности, — ответил Джемисон. — А также и потому, что члены ордена редко обманывали доверие. Опять же потому, что за предательство предусмотрено наказание.

— Наказание?

— Таков закон, Энни. В каждом обществе свои законы, верно?

Ее огромные глаза всматривались в него, и Джемисон чувствовал, сколько в них доверия — взаимного доверия. И он спросил:

— Так что ты еще хочешь узнать?

— Очень многое, — задумчиво протянула Энни, — только я пока не знаю, как спросить. Надо все хорошенько обдумать. — И тотчас же снова насторожилась. — Вы сказали, мой отец сменил имя?