Лирин чувствовала, что ее несет. Наверное, все же не следовало пропускать снова обед, вот такая звенящая легкость головы с голодухи была ей знакома по третьему месяцу здешней жизни…
Темнело. Загорелись солнечные фонари по краям площадки репетиций. Старые и чиненые, но на часа два после заката их их хватало.
Вскоре порги снова столпились вокруг и закурлыкали. Полчаса отдыха для них было довольно много, и к большинству успел вернуться оптимизм. Лирин чесала каждому шейку и отмечала, как заматерели большинство ее первых учеников. Они же были совсем слетками, когда впервые полезли изучать странные звенящие и гудящие штуки в ее лагере.
У них почти получалось уже дюжину дней, жаловались порги. Ну вот почти же получается. Мы что-то неправильно делаем?.. Мы выбрали плохую вещь? Ты поэтому не хотела ей нас учить?
В первый раз она услышала от своих обормотиков такой вопрос. И поняла, что боялась услышать уже давно.
Ну что же такое происходит, ситх вас побери?!
Лирин вскочила. Голова слегка кружилась. Жестами она разогнала поргов по местам — те расселись, насторожились и округлили глаза в свете фонарей.
— Мы все правильно делаем! — закричала она, чувствуя, как ее накрывает не то головокружение с голодухи, не то бешенство с перепугу, как на первом концерте в консерватории. — Мы делаем все что можем, а это и есть правильно! Запомните, мы играем великую, гениальную, могучую вещь! Насрать, зачем ее написали! Насрать, для кого и для чего ее сделали! В ней есть Сила! И эту Силу мы постигаем день за днем! Она великая и могучая, а мы маленькие, поэтому все так медленно! Запомните, что я сейчас скажу! Насрать, для чего Империя заказала этот марш! Главное, что он получился великим! Иначе бы вы не захотели его сыграть, вы бы не учуяли в нем эту Силу! Чертова империя рухнет десять раз, вырастут другие, а эту музыку будут играть, потому что она великая по-настоящему, она крупнее, чем все, что придумали люди в форме на больших кораблях и крупнее, чем все их дурацкие стрелялки и разборки! Искусство музыки и его Сила это меч, и все зависит от руки, которая его направляет! И сейчас эта рука — мы! Мы просто маленькие порги и один маленький человек, но мы играем, и Сила искусства течет сквозь нас, и мы едины с Силой!
Блин! Сыграем это и выпустим ее в мир!
Давайте же!
…И порги дали.
Огрехи были. Сбитые такты были. Но они просто утонули в волне звука, которая захватила и понесла всех.
Только Бумбум напоследок еще промазал мимо бочки. И вместо этой точки в воздухе долго гас последний аккорд, после которого Тиньтинь и Тонтон сползли по хангу от ошаления и сели на жопки.
Лирин тоже села.
— Твою мать, — сказала она неинтеллектуально. — Получилось.
Сзади захлопали. Медленно, но очень, очень веско.
— Я кого-то культурно, блядь, человеческим языком, нахуй, просила не подслушивать репетиции! — рявкнула Лирин не оборачиваясь. Свои контрабандисты были парни хорошие, но простые и упрямые, говорить с ними надо было предельно доходчиво и не лениться повторить по пятнадцать раз. Порги, кстати, могли и быстрее понимать.
Донеслось какое-то технологическое шипение.
— Я очень впечатлен, — сказал низкий резонирующий голос на фоне этого шипения. — Браво.
Лирин сделала пируэт сидя, развернувшись, кажется, прямо в воздухе.
Бластера очень не хватало сейчас под рукой.
А главное, если половина поргов от застенчивости спряталась за нее и за инструменты, то вся старшая половина, хорошо усвоившая, что такое аплодисменты и знающая слово «браво», с писком ломанулась навстречу человеку, сказавшему хвалебное слово.
Дарт Вейдер оказался блестящей темной статуей в водовороте курлыкающих, трущихся о его сапоги и перепархивающих вокруг поргов. Бумбум и Пиньпинь, как самые неугомонные, взгромоздились к нему на плечи и громко зачирикали.
Лирин представила это в виде двух музыкальных тем и икнула.
— Во-первых, советую пристрелить шестинога, — прогудел Вейдер, не шевелясь. Пиньпинь упоенно терлась о край его шлема. — Он вас заложил как идейное гнездо повстанцев, ради награды. Перестарался с описанием опасности. Во-вторых, запись этого спича я сохраню. Ведите себя хорошо. В-третьих, расскажете о том, что видите — вы все покойники.
Порги, как водится, с первого раза не поняли, но насторожились и посмотрели на недовольного гостя очень грустно — все же было хорошо, ты нас хвалил, что случилось?
Восемнадцать очень, очень грустных взглядов поргов, в свое время сломивших даже преподавателя…
— Архетип великого и зловещего, но при этом справедливого и иногда милосердного правителя либо полководца, ассоциируется с древними стихийными божествами и очень мощно воздействует на человеческую психику, особенно в иерархических и традиционных обществах, либо на психику обывателя, чье мышление строится на не до конца осознанных религиозных и мифических шаблонах даже в цивилизованном и формально нерелигиозном обществе, — ляпнула Лирин, чувствуя себя почему-то на экзамене.