Порядочная женщина

Перед ними раскинулись желто-бурые холмы и горы Египта. Земля была ужасно сухой и пустынной, казалось, в подобном месте ничто живое существовать вообще не может. Как отличался этот пейзаж от сверкающей синевы океана!

– Теперь понятно, почему Моисей взывал к Господу за помощью, – заметил стоящий с другой стороны Альвы Оливер.

В голове у нее пронеслась мысль – если сейчас прыгнуть за борт, море перед ней расступится или поглотит ее?

Они плыли вперед, заходили в новые города, видели новые земли. Однако Альва с трудом могла сосредоточиться на том, что видела, оценить величие или красоту происходящего – ее мучило то, что творилось в ее душе. Однажды в детстве в бреду ей показалось, что она плывет сквозь горячий туман из света и звука. Сейчас происходило нечто похожее. В конце каждого дня, ретируясь в свою каюту так скоро, как это позволяли приличия, она садилась на банкетку у туалетного столика, приближала лицо к зеркалу, смотрела себе в глаза и проклинала себя, проклинала Бога, проклинала судьбу, проклинала Оливера за решение отправиться с ними и, разумеется, проклинала Уильяма за то, что тот беззаботно взял с собой Оливера, не потрудившись поставить ее в известность.

Конечно, Альва не смогла бы воспротивиться этому решению, не выдав себя с головой. Но у нее хотя бы было время подготовиться.

Хотя нет, никогда бы она не смогла подготовиться к такому. То, как Оливер на нее действовал, изменить было нельзя. Потому что она – испорченная женщина. Она стала именно тем, от чего ее предостерегала мать, – существом, которым правят эгоистичные постыдные порывы. Животным.

– Ты заслужила этот удар судьбы, – сказала Альва своему отражению, с удовольствием драматизируя.

Генри Джеймс взбудоражил ее воображение. Если бы только титулованная леди могла избавиться от своего неразумного сердца! Если бы только Альву похитили пираты!

Но они бы просто взяли ее в заложницы, и преданный Уильям заплатил бы выкуп и вернул ее.

Она так богата, так преуспела в обществе – и все равно несчастна. Замужем за одним, влюблена в другого. В ловушке у обстоятельств, с которыми не в силах справиться. Это просто кошмар! Как же ей быть?

Женщина в зеркале наморщила лоб. Уголки ее губ опустились.

«Прекрати хмуриться!»

Как много времени прошло с того дня в Гринбрайере. Что бы подумала герцогиня, застав Альву в таком состоянии?

«Да уж, – сказала Альва отражению. – Она бы подняла тебя на смех. Так что возьми себя в руки, деточка, и забудь эту чушь, пока ты не опозорила нас обеих».

По пути в Индию им предстояло пересечь недружелюбное Аравийское море. Под низким свинцовым небом яхта тяжело переваливалась по волнам. Расположившись на палубе, Альва дочитывала роман. Концовка привела ее в недоумение. Что мистер Джеймс хотел этим сказать? Упрямое невежество Изабель Арчер, ее закоснелая нравственность, ее неспособность разобраться в ситуации, которая только делает ее несчастнее, – неужели он не сумел написать рассказ, чтобы она была отомщена?

Консуэло сидела рядом с томиком Вордсворта в руках. Такая хорошенькая! И такая беззащитная – совсем как мисс Арчер.

Альва никак не могла привыкнуть к тому, что дочь выросла. Ее юбки теперь были длинными, волосы всегда уложены, осанка безупречна. Учеба доставляла ей удовольствие. Единственным изъяном Консуэло была кротость. Конечно, никто никогда не сказал бы, что кротость – изъян, и все же она делала дочь слишком уязвимой. Рано или поздно ей придется выбраться из своего кокона, сотканного из стихов и высоких идей.

Консуэло больше смотрела на море, чем на раскрытые перед ней страницы. Наконец она захлопнула книгу.

– Пойду прогуляюсь.

– Прогуляешься?

– Да, я устала просто сидеть.

– Да, от такого «сидения» немудрено устать, – попыталась пошутить Альва.

– Вы правы, мама, – согласилась Консуэло, не понимая шутки, и осталась в кресле. На ее лице застыла нерешительность.

– Ахой! – крикнул Уинтроп Резерфорд, подходя вместе с Оливером к дамам. – Прекрасная погода, не правда ли?

Консуэло отложила книгу и встала.

– Я все-таки пройдусь, – сказала она и удалилась, как только мужчины приблизились.

Альва с удовольствием удалилась бы и сама, однако заставила себя произнести жизнерадостным голосом:

– Еще неделя этого безобразия, и мы будем в Бомбее. Кажется, моя дочь уже истосковалась по суше.

Оливер плюхнулся в шезлонг рядом с ней.

– Я тоже.

Уинтроп Резерфорд – который настаивал, чтобы его называли «Уинти», – заявил:

– Да, спустя какое-то время море надоедает. Поэтому я не тороплюсь покупать собственную яхту. Зато с лошади могу днями не слезать! Поле, покрытое дерном, клюшка в руке – что может быть лучше? Суша прекрасна. Но какие на море открываются виды!

Он подошел к перилам и постоял возле них. Затем, взглянув вслед Консуэло, удалился в противоположном направлении.

– Не слишком изобретательно с его стороны, не находите?