Уж ей-то оно определенно помогло.
– Мне не следовало вас критиковать. – Уильям прикоснулся к шелковой завязке на ее груди. – Вы всегда знаете свое дело и ставите благополучие семьи на первое место.
Альва перевела взгляд на его руку.
– Леди способны на большее, чем вы думаете.
На лице Уильяма появилась та лукавая улыбка, которую она уже начала замечать на лице сына, когда тот пытался уползти со своего одеяльца или намеревался забрать у сестры куклу.
– Признайтесь, прекрасный пол нечасто интересуется мужскими делами.
– А мужчины разве когда-нибудь пытались узнать, чем интересуются леди?
– Мы не виноваты! Как часто, сидя за обеденным столом или в гостиной, можно услышать дам, лепечущих о зонтиках и портмоне, об исключительных свойствах ковра в их доме, об их гобеленах или ресторанах за границей!
– Но и вы получаете удовольствие от хороших вещей…
– Однако я не распространяюсь об этом в обществе.
– Какая же леди осмелится высказывать свое истинное мнение, если ее непременно поднимут на смех или осудят, как это сегодня сделал Корнель?
– Вы хотите сказать, что, оставшись наедине, ваши подруги говорят о рынке ценных бумаг и, скажем, об Уильяме Твиде?[34]
«Ах, если бы», – подумала Альва.
– Я хочу сказать, что интересуюсь архитектурой и намерена продолжить сотрудничество с мистером Хантом.
– Но Ханту ваше сотрудничество ни к чему – он ведь профессионал своего дела. – Уильям потянул за ленточку и развязал ее. – Он позволяет вам помогать лишь потому, что ему нужны деньги.
Завязывая ленточку, Альва парировала:
– А вы знаете, что на территориях Юты и Вайоминга женщины получили право голоса?
– Там есть белые женщины? Я и понятия не имел.
– В прошлом году Конгресс постановил: «Пусть штаты решают сами». Вот только в штате Нью-Йорк, как и в остальных, отказываются даже рассмотреть вопрос об избирательном праве для женщин. А мы ведь существуем не только для украшения домов.
– Но украшения приносят столько удовольствия, – проговорил Уильям, вновь потянувшись к ленточке.
Он никогда не делал ничего подобного прежде. Как ей следует себя вести?
Ладонь мужа легла на ее ключицу.
– Зачем вам вся эта политическая чепуха? Почему нельзя просто наслаждаться своим положением привилегированной леди?
– Спросите своих сестер. Они тоже хотят большего.
– Они всего лишь хотят, чтобы другие привилегированные леди признали их более привилегированными. Но вы! – усмехнулся Уильям. – Вы желаете стоять с Хантом у чертежного стола и решать, куда поставить колонну, какой ширины сделать дверной проем и круглыми или квадратными будут башни…
– Да, это мое желание. Что здесь такого?
– Вы жена и мать, а не архитектор. Вы построили церковь, потешили себя. Пришло время играть свою настоящую роль. Почувствовать благодарность за жизнь, полную преимуществ. Вы ведь не обязаны работать, зачем вам это?
– Я благодарна. Только у меня есть разум, и его нужно занимать – я должна делать то, что для меня важно.
– Разве дети и я для вас не важны?
– А я и дети важны для вас?
– Что? Конечно, важны.
– Даже когда вы заняты конными фермами, ипподромами и железнодорожным бизнесом?
Уильям поднял руки, сдаваясь.
– Давайте больше не будем об этом. Главное, что отец безумно счастлив, Хант получил новую работу, а у вас будет дом королевы.
Он поднял книгу с колен Альвы и отложил в сторону. Затем погасил лампу.
«Оно того стоит», – подумала Альва. Все женщины делают это и делали испокон веков. Она от них ничем не отличается. Хотя, пожалуй, нет – она все же мудрее. По крайней мере, статус ее повышается. И она сама управляет собственной судьбой.
Тандреджи, 5 декабря 1879 года