Я посмотрел на Золто, чтобы убедиться, что он видит то же, что и я. Сияющие глаза ведьмачьего сына едва не вываливались из орбит, рот распахнулся. Я думал, такие выражения лиц встречаются лишь на картинках неопытных художников
.
Он хотел что-то сказать, но осёкся. Перевёл взгляд на меня.
— Ты… ты как с ним справился? Ты же говорил, он мирный!
— Да, — я протянул. — Он мирный.
Я вспомнил шкуры, в которые был с самого начала одет Ногач, и подумал, что занятие это для него не новое:
— Это он себе одежду делает.
Золто поперхнулся.
— А нож он где взял?
— Откуда мне знать, — удивился я.
Мелкие свинки — ну, точнее, очень большие кабаны, но по сравнению с рыкташем они выглядели поросятами — увидев, что случилось с их предводителем, разбежались кто куда. Даже дудки на том берегу замолкли, вероятно, поражённые таким диким рёвом.
Какое-то время мы сидели на сосне. Ногач орудовал ножом, стягивая шкуру с рыкташа.
Золто проговорил, глядя на увлечённого работой Ногача:
— Ты как хочешь, но я отсюда не слезу, пока он с ножом.
Я хмыкнул. В принципе, я разделял его позицию, но, как только ее высказал Золто, пришлось передумать и слезть.
Это оказалось проще, чем я думал: достаточно было выбирать сучки потолще и не ожидать, что если ты ошибёшься, тебя проглотит чудовищный кабан. Тебя просто тихо и мирно обдерёт обезумевший манекен… спокойно, Ройт, спокойно.
Ногач скрежетал и цокал, обдирая свой трофей. Я нарочито спокойно подошёл к нему.
— Дружок! — сказал я, выбирая тон помягче. — Какой ты молодец! Завалил такую зверюгу! Без тебя мне было бы несдобровать.
— Скыырлы цак цак, крррр, — самодовольно проговорил Ногач.
Затем протянул мне кровавую руку.
Я машинально взял её и пожал. Ногач вернулся к работе, а я уставился на свои пальцы. Они были сухими и чистыми, хотя я был уверен, что его прикосновение оставит кровавый след.
Золто тихо подошёл ко мне и потрогал за плечо. Я подскочил от неожиданности.
— Нам надо быстро валить отсюда, — сказал он. — Это Сайбаровы ребята. Пусть живуля твой разделывает пока, чего.
Оставить Ногача в лесу?
— Они пристрелят Ногача и распилят его, — зло ответил ему я. — Не знаю, как ты, а я Ногача не брошу!
— О чём спор? — вежливо поинтересовался Сайбар, выходя из ельника со здоровенным прадедовским мушкетоном наперевес.
Вслед за ним из леса вышло ещё четверо с такими же огромными самопалами — и ещё один, с белым охотничьим псом на поводке.
— Здорово, Сайбар, — хмуро произнёс Золто.
Глаза его перестали светиться.
— Я смотрю, вы из-под загонщика дичь переняли, — усмехнулся Сайбар, укладывая мушкетон на плечо. — Да ещё и самку убили, а молодь распугали. Это не по вежеству. Опять ты нам, Золто, должным оказываешься.
Я решил встрять, хотя глядеть на эти ручные пушечки было весьма тревожно.
— А почему вы кабанчика на нас погнали? Мы тут спали вообще-то.
— Дык всё общество знает, кроме тебя, городской, что мы тут сонного осеннего зверя бьём. И ты небось знаешь, Золто, сын Сандака. — последнее слово он особенно иронично выделил. — Хотел зимней охотничьей тропкой от нас смыться?
Золто мрачно молчал.
— Удачно, однако, вышел зверь на вас, а? — Сайбар недобро оскалился. — Ну, пойдем теперь, потолкуем.
Спорить с тяжеловооружённым противником совсем не хотелось. Я посмотрел на Сайбара… посмотрел на Золто… посмотрел на Ногача, которому как раз вздумалось перевернуть на бок мёртвую тушу рыкташа, чтобы продолжить освежевывание. Он оперся ногами о землю и толкнул её обеими руками.
Я никак не мог понять до этого, насколько силён — невероятно силён — Ногач. До этого момента.
В полуободранном тулове, истекавшем жёлтым жиром и кровью, была, наверное, добрых сотня данхов веса. Когда манекен толкнул его, она подпрыгнула, как мячик, перевернулась несколько раз, скатилась с берега и плюхнулась в воду. Ногач удивлённо посмотрел на дело рук своих, а потом поскакал за ней.
Живуля там иль не живуля — что там хотел от нас Сайбар, мы так и не узнали, потому что охотничьи инстинкты в сайбаровцах возобладали.
Поминая вонючие ветра, сайбаровцы побежали вслед за тушей, вылавливать её из воды, собака метнулась белым пятном, тонко взлаивая. Золто подхватил обе сумки на одно плечо, схватил копьё и, похоже, вознамерился дать дёру, не дожидаясь меня.
Я подбежал к нему и ухватил за локоть. Куда!
— Пусти, дурак, — замахнулся он на меня кулаком.
Я пригнулся, Золто попытался пнуть меня ногой. И попал.
В то время как остальные, ругаясь, лезли сквозь ельник, один из сайбаровцев направился к нам, направляя на нас самопал.
— А ну стой! — гаркнул он, сорвавшись на фальцет.
Золто с ошалелыми глазами продолжал вырываться, никого не слушая. Мужик перехватил самопал, приложил его к плечу.
— Стой спокойно, дурак, застрелю!
Я отпустил Золто, и тот рванулся — но, почему-то, не в лес, а на мужика. Тот выругался, я услышал металлический щелчок. Что-то завертелось на прикладе, в древней дуре что-то зашипело, и впавший в отчаяние Золто, размахнувшись, полоснул мужика своим самодельным копьём.