Порядок в культуре

Вообще в спектакле нет незаметных актерских работ: все отточено, продумано, всякий эпизод — решительное добавление к общей палитре спектакля (прекрасны работы В.Ровинского — слуги Мольера и пластически отточено, темпераментно сыгран М.Дахненко бретер, дуэлянт и неразборчивый любитель женского пола маркиз Д’Орсиьи). Но, конечно же, все актерские «партии» выстраиваются вокруг Мольера. Главная сцена Михаила Кабанова в роли Мольера — это сцена-прозрение. Он будет смеяться, потому что не силах больше сдерживать боль. Он будет предаваться буйству и бунту, выкрикивая хулу в адрес Короля и архиепископа. Он будет осмеивать все на свете, в том числе и самого себя — свои мечты о вере и верности Власти. В острейший нравственный конфликт с силой, что не захотела быть умной и честной, герой Михаила Кабанова вступает с отчаянной искренностью, с упрямой язвительностью, с яростной уверенностью в неправоте тех, кто так грубо, нагло и безжалостно вмешался в его судьбу…

Татьяна Доронина поставила яркий спектакль, сделав в нем крупными те темы, что так важны были для самого драматурга. Конечно, речь идет не о переводе пьесы Булгакова на язык политической реальности, не об «иске к 30-м годам». Но и «прятаться» за эпоху Людовика в театре не стали, ведь вся красота мхатовского спектакля создана для одной цели — для истории о незаурядном, талантливом художнике. И не его ли судьбу повторяют современные нам гении? Не остается ли по-прежнему их творчество «глотком красоты», в жесткое, чреватое подлостью и вывихами время? А потому, словно отвечая на булгаковский вопрос «Кто погубил Мольера?», Доронина не спряталась за «философский ответ» — мол, погубила судьба, но назвала прямо: черная Кабала. «Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи» трудно, но для мхатовского Мольера и самого МХАТа им. М.Горького — в результате — неизбежно.

Претерпеть и полюбить

Бенефис народной артистки России Екатерины Васильевой в спектакле «Я была счастлива…»

И это она была счастлива? С мужем-игроком? С умершим первым ребенком? С безденежьем, тотально преследующим долгие годы? С отсутствием всяких женских волнительных радостей от новой шляпки и платья? Да к тому же эти трудные, невыносимые болезни мужа…

Да, эти вопросы мы, действительно можем задать этой женщине — Анне Сниткиной, жене Федора Михайловича Достоевского, по Дневникам которой и поставлен спектакль-бенефис. Поставлен режиссером (и автором пьесы) Владимиром Салюком, художником-постановщиком Павлом Каплевичем при деятельной помощи народного артиста России Александра Мезенцева и совершенно неожиданной еще одной персоны — контр-тенора Ярослава Здорова.

Да, знаете ли, милостливые господа, она была счастлива, — говорит нам Екатерина Васильева, — трижды повторяя это утверждение в спектакле. Сначала чуть робко звучат слова о счастье, — а потом увереннее, утвердительнее, наконец, не оставляя нам ни капельки сомнения, — очень торжественно и твердо! Собственно ради того, чтобы рассказать об этом трудном счастье и о правильно живущей женской душе Екатерина Васильева и выходит на сцену.

По Дневникам вообще ставить трудно — очень часто вместо спектакля мы видим более-менее удачное литературное чтение. Но здесь именно представляют качественный драматический спектакль, где каждому из артистов и даже тенору есть что играть. Тут и проживание событий от первого лица, когда она впервые пришла работать стенографисткой к Достоевскому, и сцены их общего привыкания друг к другу, и первое объяснение любовное, и свадебное путешествие, и жизнь за границей и игра-игра и еще — очень много литературного труда. Режиссер дал возможность и Екатерине Васильевой и Александру Мезенцеву сыграть сразу несколько разноплановых ролей с жанровым размахом от комического до трагического. У актрисы это и Бабуленька из «Игрока» в пух проигравшаяся на рулетке, и мать Родиона Раскольникова в эпизоде, когда он приходит к ней, чтобы словно и предостеречь, но и утвердиться в любви ее — любви «несмотря ни на что». Это и ослепительная и порочная Настасья Филипповна. И такой режиссерский ход очень оправдан — ведь все творения великого мужа эта верная женщина помещала в сердце свое.

Но главное-то совсем в другом. Пусть поверим мы ей, что была счастлива. Но почему, как она была счастлива? Как можно быть счастливой при столь несчастливых, почти «адских» обстоятельствах?