Порядок в культуре

Людовик Великий (В.Клементьев) задан режиссером не только носителем абсолютной власти (и власти столь же умной, как и роскошной), но и утонченным холодным артистом. Он — еще и рафинированный эстет, умеющий наслаждаться властью. Эта дворцовая анфилада и блеск люстр, изящная посуда и пурпур одежды, эти отточенные жесты, величественность фигуры, пластика позы, эта уверенная победоносность — все здесь проникнуто самоуверенной силой: «Франция перед Вами!». И как не воодушевиться этой силой (что и делает Мольер-Кабанов), как не благодарить за высочайшую милость, одним словом возвращающую на сцену любимое детище — комедию «Тартюф»! Режиссер так выстраивает внутреннюю мотивировку мизансцены для артиста Михаила Кабанова, что и зрители словно «купаются» в этом блестящем всесилье власти. Роскошный дуэт!

Вторая встреча Мольера с Королем будет уже хорошо подготовлена архиепископом и братьями Кабалы — они знают, как нужно уязвить Людовика, задев личное в нем. И Кабала делает это, сообщая, что Король крестил ребенка от якобы кровосмесительного брака Арманды и Мольера. Булгаковым дана, а режиссером подхвачена эта линия интриги вокруг Мольера, загоняющая его как зверя в уготованную яму-ловушку. Вторая встреча с Королем происходит после смерти бывшей жены и актрисы Мадлены Бежар, после бегства Арманды, после допроса Королем Муаррона (приемного сына Мольера и первого артиста его труппы), под угрозами подтвердившего версию архиепископа о кровосмесительном браке, после натравливания на Мольера дуэлянта и светского бретера Д`Орсиньи, якобы выведенного в новой пьесе о Дон Жуане. — Вторая встреча произойдет тогда, когда всем, кроме самого Мольера, ясен печальный финал отношений Власти и Художника. Михаил Кабанов, явившись к Королю страдающим и немощным, будто наперекор всем со спокойным бесстрашием рассчитывает на человечность Людовика, просто и устало рассказывая о своих злоключениях. И… разбивается о неприступный холод уже принятого Людовиком решения: Мольер лишается покровительства Короля. И только в этот момент, в эту секунду, Кабанов-Мольер начинает отчетливо понимать, что это значит. А значит примерно то же, как если бы цепного пса отпустили на свободу и крикнули ему «фас»! Это состояние особой ясности — ясности перед катастрофой. Татьяна Доронина строит эту сцену как освобождение Мольера от еще недавней неразберихи в его совести, сердце, и уме. Режиссер словно высветляет это состояние героя тем светом, что бывает нестерпимо ярок перед заходом солнца. За что? — вопрошает Мольер, и ответ уже знает. Приличия Двора, условности света, посредственность «светской черни» не могут терпеть одного — ослепительной правды таланта. Она для всех них — невозможна, излишня, раздражительна.

Красивая сказка о Короле закончена. Жизнь завершилась бунтом и смертью. Судьба подняла комика к трагическим высотам. В чистой белой рубахе застынет он среди масок самим же выпущенных на свет Божий героев. Режиссер фиксирует этот момент, выводя за пределы смыслового круга всех остальных персонажей. Это — символ-итог, ведь в фокусе спектакля — судьба Мольера. Поединок силы власти и силы творчества завершен. Смерть похитила Мольера. Театр Мольера так и не стал «театром Его Величества Короля». Так что «Господин» в нем был, в сущности, один — сам Мольер.