Порядок в культуре

Наверное, самые обширные и зрелые отношения с читателям у литературы формируются тогда, когда и она сама созревает, — в «золотой век». Век XIX. В том то и дело, что «чтение с пользой» тогда и было навсегда отлито в свои классические (а значит — образцовые и здоровые!) формы. Именно тогда нам стали «близки, присущи Жуковский, Пушкин, Карамзин», да и сам Тютчев, написавший эти чеканные слова. Именно тогда понимали чтение чисто, то есть как совершенно бескорыстное занятие. Поэты и писатели одаривали читателя «гармонии таинственной властью». Песнопенье, — по Баратынскому, — врачевало болящий дух, «разрешало» душу от скорбей. Классическая наша литература! Она могла все — она воспитывала в человеке чувства, выстраивала их, уточняла, развивала; она одаривала богатством мыслей и идей, она представляла человека в повседневности и в годы испытаний; она показывала как русский человек умеет сопротивляться власти извращенных идей. Ее человек был очень богат, ибо представления о человеке были иные — наши национальные гении никогда не хотели сузить человека до пользы.

Впрочем, и тогда уже раздавались голоса прагматиков, пытавшихся доказать читателю, что «сапоги выше Шекспира», что читать нужно только полезную литературу — материалистическую, нигилистическую, доступную; что читать нужно только то, что вызывает «протест против действительности». Но все эти писатели так и остались только у подножия величественного здания отечественной словесности.

Коренной, тяжкий порок нынешней культурной ситуации состоит в чудовищной эклектичности, в нетерпимом отношении к принципу иерархии, которая не отменима никогда, потому что она естественна, органична. Современный читатель поставлен в такие условия, когда сблизили пол с потолком (классику и женские романы), когда человеку вроде бы как и стыдно выбирать здоровую (то есть классическую) культурную позицию. Пелевин или Татьяна Толстая, или Пригов, или Маринина, или Акунин, — называются «русскими писателями» только с позиции «общечеловеческой культуры». И вообще с этой позиции абсолютно нет никакой разницы между Игнатием Брянчаниновым и Карлом Марксом, Колумбом и Пресли, Мадонной и матерью Марией. Читатель никогда не оказывался еще в такой культурной ситуации — в ситуации всесмешения, когда не ставится самая главная проблема — ценностного подхода.

Вековые ценности России адепты общечеловеческой культуры (которая имеет все более ярко выраженное американское лицо) страшно презирают и, конечно же, всегда предпочтут, чтобы читали в России посредственного и головокружительно-беззаботного Акунина, нежели Валентина Распутина, Леонида Бородина, Василия Белова, Александра Сегеня, Геннадия Головина, Владимира Крупина, Веру Галактионову, Лидию Сычеву (ряд можно продолжить именами тех писателей, которых, действительно, стоит читать как русских писателей) У Акунина — детективная и изящная усмешка над Россией, у Распутина — так много боли! А современный человек боли не любит, он хочет обезболенной жизни. Обезболенность, наркотизация культуры в том и проявляется: в удовольствии, в нежелании думать о жизни и смерти, в нежелании переживать никаких нравственных проблем. Между тем — именно боль (а не усмешка и ирония) есть свойство всего живого… Так что читайте, сограждане, думские речи Жериновского, детективы, любовные романы (якобы иностранных авторов) — призывают нас адепты «общечеловеческой культуры». Вам будет легко и весело. Только вы никогда не узнаете, что значите вы как личность, никогда «не заболеете» чужой болью, никогда не почувствуете высшего бескорыстия — созерцания красоты, соучастия в ее сотворении.

Подлинный любитель русской словесности, конечно же, читая книгу, вступает в общение с писателем. Общение же с хорошей книгой, безусловно, очень возвышает наш культурный статус. Ясно, что чтение должно быть и удовольствием, но кто же не согласиться с тем, что и у удовольствия есть тоже качество, есть разные права.

Несмотря на то, что нынешнему человеку открыт весь мир, он может быть пользователем интернета и мгновенно перемещаться в громадном пространстве, его личное сознание чрезвычайно сужено. И сужено прежде всего потому, что он реально не ощущает себя наследником Толстого и Бунина, Лескова и Пушкина, святых Сергия Радонежского и Александра Невского. Увы, критика советской тоталитарной культуры, научила нынешнего человека бояться великого, научила боязни великого культурного и христианского пространства. И приучила с максимальной «свободой» отвергать всякие авторитеты, если за ними не стоит пользы. Пользы для брюха, а не для духа.