Порядок в культуре

Да, проблема все в том же — в личности критика, в личностном самоуглублении, постоянной работе над собой и понимании, что в русской философии уже запечатлен, открыт этот идеал свободно-разумной, духовной личности, который и дает нам силу для подлинного изучения процессов, происходящих в современной культуре и литературе. Чтобы критика не переродилась окончательно в журналистику, чтобы вообще была возможна русская критика, русская наука снова нужны огромные созидательные усилия. На нашем сайте ГЛФР мы завели новый раздел «ЛИТПРОЦЕСС», куда готовы размещать статьи критиков, понимающих принципиальную важность национальной культурной идентификации. Увы, но у нас остались без обсуждения такие книги как «Чтения о русской поэзии» Николая Калягина, «Русский выбор, или Почему все реформы в России заканчиваются одним и тем же» Юрия Галкина, «Дом» Игоря Малышева, свежие романы и повести Петра Краснова, Бориса Агеева, Веры Галактионовой… В общем, русская литература не бедна, бедна часто мысль критиков о ней.

Религиозные взгляды Л.Н. Толстого в понимании Н.Н. Страхова

Сегодня принято делить Л.Н.Толстого надвое. Один Толстой — гениальный художник, одаренный сверх меры талантом, почти сверх- человек. Другой — заблудившийся мыслитель, плохой проповедник и очень плохой христианин. Бумага все стерпит. Но мы прекрасно осознаем слитность в человеческой личности всех начал. Именно поэтому позиция Николая Николаевича Страхова (1828–1896) — выдающегося русского философа — высказанная им о Л.Н.Толстом, представляется и важной, и актуальной.

1

Была ли у Толстого «своя религия»? Н.Н. Страхов, сподвижник и близкий писателю человек, давал ответ отрицательный: Не было, но при этом был «единый дух во всей его деятельности» (1, 133). Современный русский философ, труды которого, увы, мало известны и еще менее понятны уже нашим современникам — Н.П. Ильин, также подтверждает: «У Толстого не было «своей религии», но было свое понимание христианства, а еще точнее, свое понимание Евангелия, той Благой Вести, которую принес людям Христос» (3, 129). И далее Ильин говорит, что это толстовское понимание, как и вообще всякое человеческое познание, естественным образом включало в себя и элементы непонимания. А потому мы будем придерживаться такой позиции: постараемся увидеть то ценное, что понимал Толстой в Евангельской Вести Христа.

Но для начала повторим, что «деление Толстого» надвое, противопоставление Толстого самому Толстому (художника — мыслителю) было замечено еще Н.Н.Страховым, который писал о тех, кто пользуется таким приемом: «Они хватаются за его огромную художественную славу, чтобы так или иначе обратить ее против него, сделать из нее орудие, подрывающее его авторитет. Они часто уверяют при этом, что они даже необыкновенно любят Толстого-художника, но зато Толстого-мыслителя терпеть не могут» (1, 134). Итак, еще в 1891 году умный и вдумчивый Страхов отметил ту тенденцию, которая жива и поныне.

Большой вклад в это деление-противополагание внесли так называемые «религиозные философы» Серебряного века, выпустившие в 1912 году сборник «О религии Льва Толстого». В частности, Н.Бердяев писал: «Л. Толстой раздирается противоречием между своей могучей стихией, которая выражается в его гениальном художестве, и своим рационалистическим сознанием, которое выражается в его религиозно-нравственном учении. Прежде всего нужно сказать о Л. Толстом, что он — гениальный художник и гениальная личность, но он не гениальный [и даже не даровитый] религиозный мыслитель. … Всякая попытка Толстого выразить в слове, логизировать свою религиозную стихию порождала лишь [банальные,] серые мысли.» (2, 173). Толстой-мыслитель у авторов сборника «самодовольно-слеп», неумен, «сер» и «банален».[1]