Порядок в культуре

В современной критике преобладает принцип партийности (понимаемой как принадлежность к организации — СП или Пен-клубу, или принадлежность к группе, требующая «личной преданности» вместо преданности делу — «ганичевской», «гусевской», «прохановской», «поляковской», «шайтановской» и пр.). Примером такого спецстиля стала для меня статья-доклад Аллы Большаковой о современном литературном процессе, который «претерпел большие изменения». Статья, собравшая в себе все возможные штампы и оценки, принятые «ганической организацией». Я испытываю искренние огорчения, что такой образ мыслей принят за некий эталон: все эти «качественные подвижки и в жизни, и в литературном процессе» (какие? в чем?).. или заявки типа «теперь на каждом литуглу повторяют, что никакого постмодернизма у нас нет и не было» (ничего подобного — никто не повторяет!); все эти вопрошания — «в каких направлениях движется современный литпроцесс? Пребывает ли он все еще в виртуальных грезах (??!! — К.К.) или выбрался наконец к долгожданному освоению новой, сдвинутой с привычной колеи реальности?» — все эти небрежные и какие-то поверхностные, дикие характеристики лично меня приводят в полное недоумение, как и абсолютная пробуксовка мысли (вне всякой колеи!). Ни одной новой идеи! Сплошные литобъедки. Ну хорошо, не все способны к подлинному и новому, но тогда хотя бы потрудись дать элементарно-грамотный анализ, а не умучивать не просто плохим мышлением, но и плохим русским языком, как в заключительном выводе о «разнообразной палитре художественно-эстетических средств», что «позволяет писателям вылавливать еле еще видные ростки возможного будущего» (это, простите как?! и о чем вообще?!)

Я совершенно не намерена никого учить, — моя задача та же, что и всегда: я отстаиваю в критике и литературе принцип христианской личностности и принцип национальности (народности). Отстаивание этих принципов как принципов моей критики неизбежно ведет и к непониманию (отторжению), и к одиночеству (ярким проявлением которого является нарочитое замалчивание, ближайший пример чему — статья С.Сергеева в «Литературной России» от 30 апреля. Пока Сергей работал в журнале «Москва» я была для него авторитетным и ярким критиком, а вот его изгнание из журнала, собственная обида, с которой мужчина не справился, стали тут же мелочно пущены в ход — статью завершает пассаж, что после Казинцева (давно уже не критика) и Бондаренко у почвенников (кстати, термин, возвращенный мной в современную критику) «не появилось ни одной по-настоящему творческой личности»). Впрочем, это не важно, что думает обо мне Бондаренко или Сергеев — меня читают и знают во многих городах России. Дело в другом — С.Сергеев (историк) давно ведет ревизию русской литературы. Полемика между Сергеевым и Юрием Павловым интересна сама по себе (независимо от Белинского) — интересна, так сказать, своими опорами.

Юрий Павлов, безусловно, мыслит себя как критик-патриот и государственник. Он изначально верен определенным принципам, которые так или иначе проговаривает в своих статьях (увы, огромные статьи. напечатанные в газете, читаются с трудом, если вообще-то их дочитывают до конца — это медвежья услуга Павлову). Сергеев прав, говоря о провинциализме Павлова (но я вижу тут не просто скуку, как Сергеев, а именно постоянно проговариваемую верность оценок, некий спрос с любого явления — насколько оно русское? И тут у нас тоже много накопилось освоенных приемов, которыми Павлов и пользуется. Сергеев упрекает критика в начетничестве — но, во-первых. «трудящийся достоин пропитания», а во-вторых, кто он сам, господин Сергеев, столь ли творческая личность? Какие новые идеи есть у него?

Для Юрия Павлова, как я его понимаю (и для многих наших патриотов тоже), существует приоритет государства и государственности. Сергеев, кстати, опираясь на западных интеллектуалов (несамостоятельность в данном случае — только констатация факта, но не укор), пытается говорить о другом: первична нация, но не государство. Да, я тоже считаю, что нация-народ первичны (они создавали государство, а не наоборот). Сергеев не умеет доказать почему первична нация, а потому начинает бороться с русской историей, чтобы проиллюстрировать свою мысль: то Романовы и империя убивали нацию и не давали ей состояться, то дворяне-сволочи боролись с нацией, то русская классика давала искаженную картину действительности и уводила сознание на ложные пути и т. д.