Читаем Порнографическая поэма (The Pornographer`s Poem) полностью

Утро понедельника. Все присутствуют. Каждый сидит за своей партой, улыбаясь. На парте перед каждым лежит аккуратно сложенная камера и отснятый фильм. Исполнительный продюсер ходит между партами, собирая фильмы и камеры. Я почти чувствую ее мысли.

— Никаких проблем, ужасных историй? — спрашивает она.

Мы дружно качаем головами.

— Кто-нибудь не закончил?

Снова дружное качание головами. Тогда ИП начинает спрашивать нас по одному.

Джеффри Смит-Гарни рассказал, что он снял своих «Загрязнителей космоса» целиком в собственной спальне, используя технику под названием «пиксиляция».

— Вы, естественно, использовали штатив? — предположила исполнительный продюсер.

— Ну, не совсем, — ответил Смит-Гарни и в деталях описал свою установку, которую он называл анимационным стендом.

— В таком случае вам, наверно, кто-нибудь помогал? — улыбнулась исполнительный продюсер, обводя глазами класс.

— Ну нет — на самом деле нет, — ответил Смит-Гарни с тревогой в голосе. — Мой отец все время пытался помочь, так что мне пришлось попросить маму найти для него какое-нибудь другое занятие.

Исполнительный продюсер, кажется, слегка сникла.

— Нетти! — с отчаянием позвала она. — Как обстоят дела с «Грязью и цветами»?

— Прекрасно, — ответила Нетти. — Я думаю, образы, которые я нашла во время съемок, еще лучше, чем я задумывала, И еще я изменила саундтрек: вместо «These Eyes»[2] я взяла одну песню из фонотеки моих родителей — «The White Cliffs of Dover»[3] Веры Линн. Впрочем, мои родители считают, что это была не слишком удачная идея. Они говорят, что получилось слишком, ммм… и-ро-ни-че-ски. Есть такое слово — иронически?

ИП кивнула, затем объяснила нам смысл слова «иронический».

Во мне усиливалось чувство, что ИП была слегка разочарована. Казалось, она была сломлена рассказом Марги Скотт о том, как солнце отсвечивало на ее коллекции ложек, и буквально уничтожена, когда Алистер Чень поведал, что у него все прошло без сучка без задоринки, так как он выбрал для съемок своего документального фильма самый напряженный день в бакалейной лавке и даже ухитрился заснять спор между своим отцом и покупателем.

— И ни один из вас не обратился к другому за помощью? — спросила исполнительный продюсер почти умоляюще. — Ни одному не понадобилось, чтобы другой подержал камеру или помог с освещением? Ни у кого не возникло проблем с «f-stop?»

Группа молчала.

— Ну, у меня была небольшая проблема с автоматическим наведением, — солгал я.

Лицо мисс Синглтон озарилось улыбкой.

— И?.. — спросила она, подняв брови, умоляя меня продолжать.

— Так что пришлось делать это вручную, — ответил я, как бы разочарованный своей изобретательностью.

— Ладно. Хорошо. Молодец, — слабо улыбнулась исполнительный продюсер, кладя стопку кассет на свой стол.

Остаток недели мы посвятили редактированию отснятого материала. Мисс Синглтон принесла большую коробку со старыми ненужными пленками, чтобы мы могли попрактиковаться на них до того, как начнем резать свои пленки. Кадры на пленках в коробке были покрыты чем-то черным — возможно, засвечены. Пленки для «Супер-8» — капризная вещь, но мы тем не менее быстро освоили необходимые навыки, после чего попытались довести до сведения исполнительного продюсера, что нам надоело редактировать и, может быть, лучше было бы снять новый фильм или заняться еще чем-нибудь интересным, но она настояла на продолжении наших тренировок.

В один из дней Нетти предложила мне зайти к ней домой после школы, сказав, что хочет мне кое-что показать. Я, конечно, согласился.

Мы пошли после школы вместе. Когда мы завернули за угол она вытащила из кармана кусок кинопленки.

— Смотри, что у меня есть, — сказала она.

— О Господи, — ответил я, — последнее, что я хотел бы увидеть, так это — еще один фильм.

— Нет, это не просто еще один фильм. Смотри, я нашла способ убирать черное, — объявила Нетти, плюя на эмульсию и растирая ее пальцами. Я взял пленку и стал смотреть ее на свет.

— Не могу понять, что там происходит, — произнес я.

— Нет, не так, — промолвила Нетти, передернула пленку и подала мне лупу. — Вот так. Смотри через увеличительное стекло.

На пленке оказались сняты мисс Синглтон и мистер Маккинни, стоящие на фоне какого-то старого серого здания.

— Это Лондон, Англия, — объяснила Нетти. — Площадь Пиккадилли! Прошлым летом я стояла в точности на том же самом месте со своей мамой.

У меня не было причин сомневаться в ее словах — я знал, что Смарты изъездили Великобританию вдоль и поперек.

— А взгляни вот на это, — хихикнула Нетти. — Здесь они обнимаются.

Так оно и было!

Мы с Нетти потратили оставшиеся полтора часа до захода солнца, очищая и рассматривая пленки. Нетти набрала их полный карман. В конце концов ее язык и пальцы стали совершенно черными. Я несколько раз говорил ей, что чернила, которыми были покрыты пленки, вероятно, ядовиты, что можно использовать вместо слюны снег, но она продолжала с увлечением вылизывать пленки. Вдруг она остановилась.

— Ого, ничего себе, — произнесла она, вручая мне кусок пленки из девяти кадров. — Взгляни-ка на это.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифогенная любовь каст
Мифогенная любовь каст

Владимир Петрович Дунаев, парторг оборонного завода, во время эвакуации предприятия в глубокий тыл и в результате трагического стечения обстоятельств отстает от своих и оказывается под обстрелом немецких танков. Пережив сильнейшее нервное потрясение и получив тяжелую контузию, Дунаев глубокой ночью приходит в сознание посреди поля боя и принимает себя за умершего. Укрывшись в лесу, он встречает там Лисоньку, Пенька, Мишутку, Волчка и других новых, сказочных друзей, которые помогают ему продолжать, несмотря ни на что, бороться с фашизмом… В конце первого тома парторг Дунаев превращается в гигантского Колобка и освобождает Москву. Во втором томе дедушка Дунаев оказывается в Белом доме, в этом же городе, но уже в 93-м году.Новое издание культового романа 90-х, который художник и литератор, мастер и изобретатель психоделического реализма Павел Пепперштейн в соавторстве с коллегой по арт-группе «Инспекция «Медицинская герменевтика» Сергеем Ануфриевым писали более десяти лет.

Павел Викторович Пепперштейн , Сергей Александрович Ануфриев

Проза / Контркультура / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза