Порнографическая поэма (The Pornographer`s Poem)

Улыбающаяся мисс Смарт приветствовала нас в дверях, из глубины дома доносился гитарный перезвон.

Позже, когда я пришел домой, мать спросила, что у меня в пакете.

— Раскадровка, — ответил я, бросив пакет на разделочный столик.

— Раскадровка? — переспросила она, радуясь, что я использовал незнакомое ей слово.

— Да, конечно. Взгляни, это работа Нетти.

И тут зазвонил телефон. Я находился ближе, поэтому снял трубку.

— Алло?

Звонила мисс Смарт. Голос звучал очень строго:

— Пожалуйста, позови маму.

Блин! Что теперь? Звать? Или спросить, что передать? Я точно знал, что звонок имеет какое-то отношение ко мне.

Я позвал мать, и меня мгновенно выдал мой голос, писклявый, напуганный.

— Эй… да у тебя ломается голос! — воскликнула мама, достаточно громко, чтобы эту весть услышала мисс Смарт. Я передал ей трубку и наблюдал, как она постепенно сводит брови у переносицы и ее глаза превращаются в щелочки на лице-маске. Я слушал бесконечную череду «да, да», мамин голос становился все пронзительнее, потом она бросила на меня злобный взгляд, один из тех, что приберегала для тех случаев, когда я уж очень сильно ее доставал. После очередного «да, да» она протянула трубку мне. Я пришел в ужас. Но не мог этого показать. Может, это буря в стакане воды. Поэтому, чтобы показать, какой я спокойный, я попросил ее узнать, что мне хотят сообщить. Мои слова ее не развеселили.

Миссис Смарт сразу взяла быка за рога:

— Чем вы вдвоем сегодня занимались?

Я глубоко вдохнул.

— Нетти показала мне рисунки. Потом мы пошли в парк, потренировали удары по воротам, — ответил я таким тоном, будто этот день ничем не отличался от любого другого.

— Какие рисунки? — рявкнула она.

— Для нового фильма. Раскадровку.

Миссис Смарт помолчала.

— Ты знаешь, что тебе не следует приходить сюда в отсутствие взрослых!

Я заверил ее в том, что она абсолютно права.

После этого миссис Смарт доложила обстановку:

— Моя дочь сейчас наверху, в своей комнате, плачет.

Я смог выдавить из себя только:

— О!

— Она плачет в своей комнате и не говорит мне почему, — продолжила мать Нетти, все больше расстраиваясь.

— Ну, мы только посмотрели раскадровку, она, кстати, сделала отличные рисунки, а потом пошли в парк и потренировались в ударах по воротам… вот и все, — не отступал я от своего ни на пядь.

Миссис Смарт тяжело вздохнула. Такой вздох ясно говорил: она признавала свое поражение. Подавала сигнал к отступлению. Но что она сказала матери?

Я вернулся на кухню. Мать чистила свеклу. Стояла ко мне спиной, открыв воду на полную. Пакет с картинками перекочевал с разделочного столика на обеденный, за которым сидела сестра и рисовала. Она перехватила мой взгляд, брошенный на пакет, и потянулась к нему. Я выхватил пакет из ее руки. Мнение сестры о картинках Нетти меня не интересовало, о чем я ей и сказал. Она, конечно, пожаловалась матери, Та убавила расход воды.

— Идите наверх и умойтесь. Обед почти готов, — проговорила она, не поворачиваясь.

Мать частенько бывает трудно понять. Сестра проскочила мимо меня. Я шел, гадая, ждет меня нагоняй или нет. Чувство это я ненавидел. Словно вернулся в прошлое, когда отец жил с нами.

Сев за стол, я принялся смотреть на парк, ожидая, пока сестра освободит ванную. Уже почти стемнело. Я едва различал стойки. Кусты просто превратились в черную массу. И из-за Нетти меня мучила совесть. Я подумал, что ее раскадровка поднимет мне настроение. Может, у меня появятся какие-то идеи относительно текста. Сунув руку в мешок, я вытащил картинки, текст и… фотографию! Фотографию этих детей на тыквенном ковре! Могла ли миссис Смарт звонить из-за этой фотографии? Судья заметил ее пропажу? Или у меня паранойя? Я посмотрел на парк. Кусты исчезли. Стойки ворот тоже. За окном воцарилась тьма.

В ванной выключили воду. Я сунул фотографию в ящик стола. Он никак не желал задвигаться. Наконец задвинулся, но чересчур громко.

— Чего это ты делаешь? — Сестра всунулась в комнату, подозрительно глядя на ящик.

— Ничего, — ответил я. Выдвинув ящик, достал ластик, прикинулся, будто что-то стираю.

— Что ты стираешь? — спросила она, подходя ближе.

— Вот что, — я показал ей детально прорисованного червяка. — Только что стер «мне» во фразе «Помоги мне».

Моя сестра на червяка не смотрела: оглядывала комнату. Вынюхивала. Я тряхнул картинкой, чтобы привлечь ее внимание.

— Видишь? — Картинка ее по-прежнему не интересовала, но она приблизилась еще на шаг.

— Ты никогда не пускаешь меня в свою комнату. — Взгляд ее вернулся к ящику.

Снизу позвала мать: «Обед». Никто из нас не шевельнулся.

— Убирайся, — спокойно, ровным голосом сказал я. Повторил, только уже встав. Сестра отступила на шаг. — Вон из моей комнаты. — Я шагнул к ней, потому что это была моя комната, где сестра не имела никаких прав.

— Ты что-то там прячешь, не так ли? — Пятясь, она не отрывала глаз от ящика стола. — Ты ничего не стирал на том рисунке, да?