Порочестер или Контрвиртуал (СИ)

- Погоди-погоди! - воскликнула она, увидев, что её натура коварным образом сменила местоположение, - там смотреть пока нечего! Работа не закончена! Я ещё тут кое-что подправлю, интерьер надо как следует прописать и… Но Порочестер, бледный и ссутулившийся, всё стоял неподвижно, продолжая с укоризной глядеть на неё глазами больного тойтерьера.

- Аллочка, - наконец, выговорил он, когда нашёл в себе силы говорить, - разве ж это я?.. Ты что же - меня ТАК видишь?.. Художница непонимающе посмотрела на него:

- А что такое? Тебе не нравится? Думаешь, надо было скомпоновать по-другому?.. Странно, а я как раз очень довольна тем, что за сегодня сделала. Смотри, как я вот тут руку прописала! Совсем по-другому свет лежит. Хорошо, правда?.. Слава, ты что?.. Славочка!.. Но "Славочка" был уже явно не в том состоянии, чтобы спокойно и отстранённо наслаждаться искусством: он весь дрожал и на его крупном пористом лице медленно проступали багровые пятна.

- Ккккак же ты можешь, - пискляво выкрикнул он, брызгая слюной, - кккккак же ты можешь ложиться в постель с человеком, который тебе НАСТОЛЬКО отвратителен?!.. Ведь это… ведь это же проституция, ни больше ни меньше!.. Всю эту прелюдию мы с Еленой знаем, естественно, только с чужих слов, а теперь перехожу к тому, что видел сам. Я, ни о чем не подозревая, мирно сидел за столом и в гордом одиночестве пил чай с вареньем - все были при деле, сладкая парочка наверху, Лена занималась с каким-то внеплановым, как она говорила, трудным клиентом и заведомо попросила её не беспокоить, - как вдруг с лестницы вихрем скатилось, метнулось туда-сюда и, наконец, бросилось ко мне в столовую странное серое всклокоченное существо с перевёрнутыми глазами, которое ещё полчаса назад - кто бы мог в это поверить? - было Аллой. Испуганный, я только и успел отставить чашку и вскочить из-за стола, а этот несчастный угловатый полупризрак уже вжимался в угол лицом к стене - совсем как недописанные им картины! - только, в отличие от них, он трепетал и тихо мычал, тщетно пытаясь что-то выговорить.

- Алла, Аллочка! - Я не понимал, в чём дело, но гладил её по плечам и спине, пока она немного не успокоилась; тогда я усадил её на покинутый мною стул и заставил сделать несколько глотков из своей недопитой чашки. Только тут она пришла в себя настолько, чтобы к ней вернулся дар речи:

- Там… Там Слава… Я не понимаю, что с ним… Я никогда ещё такого не видела… - бедняжка лихорадочно опустошила чашку и нервно зашарила по столу, ища сигареты, но, увы, тщетно - к тому времени у нас уже никто не курил. Стремились к природе. Тогда она устремила на меня снизу вверх сухие сощуренные глаза:

- Бред какой-то. Он вообще у вас как - нормальный?..

- Да что случилось-то?!..

- А вот ты поднимись наверх, поднимись. Увидишь… Делать нечего, я оставил Аллу и отправился на второй этаж. Зная Порочестера давно, я был готов почти ко всему, во всяком случае, ко многому, - поэтому не очень удивился, увидев то, что увидел. А именно: Порочестер в розовой джинсе и мятых кружевах, с невидящими глазами без блеска и судорожно сжатыми челюстями методично расшвыривал по комнате какую-то плотную сероватую бумагу - приглядевшись, я узнал в ней наши с Аллой карандашные наброски, - и с каким-то звериным сладострастием топтал её ногами.

- Что Вы делаете, дружище?.. - вырвалось у меня. Порочестер поднял на меня злобные глаза, в которых мелькнуло ликование: он явно ждал моего прихода и рассчитывал на него.

- А-а-а-а-а, - зловеще протянул он, - вот и ты явился… красавчик… А вот на тебе! на! на! - и он с особым упоением растёр подошвой грязь по моему ни в чём не повинному лицу. Хорошо ещё, что я - человек по натуре спокойный и равнодушный, которого вряд ли ещё чем-то можно удивить.

- Да что стряслось-то, дружище? Объясните толком. Вместо ответа Порочестер в два шага подскочил ко мне, грубо схватил за ремень - и поволок, да, буквально поволок к злосчастной картине. Доселе я никогда её не видел - и теперь, стоило мне бросить на неё взгляд, как искусствовед во мне возобладал над человеком: несколько секунд я тупо стоял перед не совсем законченной, но весьма перспективной работой, любуясь несомненной Аллиной удачей. Великолепный портрет!.. Он был написан совсем в другой манере, нежели Еленин - без излишне тонких переходов, лаконично и, я бы даже сказал, брутально. Вся скрытая в обыденной жизни выразительность лица Порочестера была здесь, на холсте; я даже языком прицокнул, подумав, что это произведение, если только Алла, разнервничавшись, его не испортит, пожалуй, переживёт создателей на несколько столетий. Но Порочестер, похоже, был иного мнения:

- Что, доволен, да? Вот это я. А вот это у нас, оказывается, ты, - и он, резко наклонившись, поднял с полу перепачканный набросок, где за отпечатком рифлёной подошвы его кроссовка смутно проглядывал мой тонкий с изящной горбинкой нос. Алла считала меня очень ценной натурой и со смехом называла "воплощённым типажом польского аристократа".