Порочестер или Контрвиртуал

— Виииижу… — протянул он трагическим шёпотом, — вииииижууу… Она… Это она. Её лицо… И тело — точно её… Только оно почему-то… такое…

— Какое? — с иронией спросила слегка уязвлённая Ильмира, но Порочестеру было в этот момент не до шуток. Он выглядел совсем пришибленным — казалось, он, и без того не выдающийся ростом, стал ниже на голову. На рисунки он теперь смотреть избегал, а вместо этого переводил жалкий взгляд с Ильмиры на меня, а потом на Аллу — и снова по кругу. Видно было, что внутри него происходит какая-то серьёзная мыслительная работа.

— Я же говорю, Слав, — попыталась ободрить его Алла, — у наших ребят задачи совсем другие. За гламуром — это тебе на Арбат или в ЦПКИО надо. А у нас тут — если фигура на листе не заваливается, то уже считай полдела…

Порочестер, судя по лицу, в этот миг вряд ли что-то понявший из её слов, механически покивал.

Меж тем Ильмира попрощалась, — «ой, Аллочка, побегу, надо тут ещё с кой-какими людишками пересечься», — напоследок снова расцеловалась с Аллой и, цокая каблучками, покинула мастерскую, оставив нашу троицу наедине со своими впечатлениями. Вслед за ней и мы, не торопясь, вышли в коридор. Алла предложила заглянуть к театралам — «у них там всегда красиво, празднично!» — или к скульпторам, где у нас был шанс увидеть Ильмиру обнажённой в полный рост. Елена заинтересовалась — девушка и на неё произвела впечатление, и она была не прочь подробнее познакомиться с её мускулатурой. Но Порочестер, на которого было жалко смотреть, вяло покрутил головой:

— Домой бы, — измученно промямлил он, — нехорошо мне что-то…

Что ж, мы не стали его мучить, — тем более, что, судя по всему, основная задача нашего кульпохода была выполнена на все сто, а, пожалуй, и сто двадцать процентов.

Всю дорогу домой Порочестер подавленно молчал и не принимал участия в нашей оживлённой, переполненной впечатлениями дня болтовне. В Ногинск мы, конечно, его не повезли, до такой степени наша жестокость не распространялась. Решили дать отдохнуть дома — выглядел он и впрямь неважнецки, и я сомневался, что он перенесёт двухчасовой обратный путь. Что-то совсем он был поникший и бледный. Не переборщили ли мы с дешёвыми эффектами, обеспокоенно думал я, мельком поглядывая на него.

— Дружище, не подташнивает?.. — заботливо спросил я, когда мы уже подъезжали к дому, но Порочестер только затряс большой стриженой головой.

Доставив его к подъезду, мы намеревались тут же уехать, чтобы ещё сильнее не угнетать беднягу ненужными разговорами; уж до своего этажа, надеялся я, он сумеет добраться без посторонней помощи. Даже Алла на ушко попросила меня подбросить её до ближайшего метро — она вовсе не была уверена, что её общество Порочестеру сейчас приятно. Но тот, увидев, что мы вовсе не собираемся вылезать вслед за ним из машины, неожиданно воскрес — и засуетился:

— Ну что же вы, друзья?.. Неужели так торопитесь? Зайдите хоть на пять минут чайку попить, разве можно так… будто чужие…

Его голос звучал так жалобно, покаянно, что мы, конечно, не стали долго сопротивляться — и всей дружной компанией поднялись в квартиру.

— Друзья, — обратился к нам Порочестер, когда мы, по уже устоявшейся традиции, обсели его журнальный столик — на сей раз мы все трое разместились на диване (я между девушками), а Порочестер напротив нас в кресле-качалке, отчего получалось такое впечатление, будто мы — зрители, а он актёр, или он — лектор, а мы — внимательные студенты. В сущности, учитывая тип личности Порочестера, так оно и было. — Дорогие мои друзья! Я должен вам многое, очень многое сказать. Первым делом я хочу попросить прощения…

Тут он взглянул на меня и его крупные глаза навыкате привычно налились слезами.

— Дружище, я Вас очень прошу — простите меня за всё! Если можете. А если нет, это тоже будет справедливо. Я вёл себя как… как… — Он всхлипнул и утёр свой покрасневший и набрякший рубильник ладонью. Аллочка, уже привыкшая по-женски выручать своего непутёвого друга в любых ситуациях, закопошилась в сумочке, ища бумажные носовые платки.

— Да ну что Вы, дружище, — смутился я, очень растроганный. — Чего между друзьями не бывает. Тем более в коммуне…

— Коммуна! — оживился мой друг, — да, коммуна! Наш проект. И… и вот что… я тут хотел… — Тут он перевёл искрящийся взгляд на Аллу, которая как раз отыскала нужное — и протягивала Порочестеру через стол. Опекаемый платки взял, но руку Аллы не выпустил:

— Аллочка, и ты прости меня. Я сложный человек, я знаю. Такая уж жизнь была у меня. Но ты всё-таки… ты всё-таки попробуй… постарайся… В общем, Аллочка, дорогая, я вот что хотел тебе сказать: выходи за меня замуж!.. И вот что…

Тут он, наконец, отпустив Аллины пальцы, резво вскочил с кресла, шагнул к массивному резному серванту — и, отворив стеклянную дверцу, достал оттуда небольшую красную бархатную коробочку:

— Это тебе…