Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

Дамы молча вышли, украдкой поглядывая на свою госпожу, а Екатерина стояла, в отчаянии заламывая руки, и едва могла дышать.

– Взять под охрану апартаменты! – распорядился лорд-канцлер, и стражники заняли места у дверей, скрестив алебарды, чтобы она не могла выйти.

– Вы под домашним арестом и останетесь здесь до дальнейших распоряжений, – продолжил Одли, не встречаясь с ней взглядом, но с таким отвращением, будто она была комком грязи, налипшим на его башмаки.

Екатерина поняла, что он действует так по приказу короля. О великий Боже, что она натворила! Почему была так глупа? Вожделение теперь так мало значило в сравнении со страхом и стыдом: ее любовь к Тому представлялась пустой и греховной, какой и была. Она не могла представить, что чувствует Генрих, особенно если ему открылось происходившее у него за спиной, притом вскоре после того, как он прилюдно благодарил Господа за дарование ему такой добродетельной жены! Каким же дураком она его выставила!

Но многое ли – и что именно – ему известно?

Екатерина посмотрела на советников и дрожащим голосом проговорила:

– Милорды, какова причина моего ареста?

– Мадам, вы обвиняетесь в неблаговидном поведении до брака с королем, – мрачно ответил Одли.

Фрэнсис! Фрэнсис что-то разболтал. Она пригрела на груди змею. Ясно было, что давать ему место при дворе – горькая ошибка, но какой выбор был у нее, запутавшейся в сетях своего прошлого и отданной на милость других людей? О, как же она сглупила, недооценив злонамеренность Дерема!

«Но, – сказала себе Екатерина, – еще не все потеряно». Лорд-канцлер упомянул только о дурном поведении до брака. Речь не шла о Томе. Она могла покрыть себя вечным позором и бесчестьем, но, вступив в близкие отношения с Гарри и Фрэнсисом, не совершила ничего преступного.

Вдруг ее поразила мысль: если это Фрэнсис выдал ее, тогда и его тоже, вероятно, арестовали! Но что ему известно о Томе и знает ли он вообще что-нибудь? О чем он вел речь в тот день, когда сказал, что, она, кажется, забыла о своем браке с королем? Какие сплетни слышал?

Разумеется, Фрэнсис мог все выдумать, с него станется. Но если люди распускали слухи, связывали ли они ее с Томом? От этой мысли Екатерину пробрал могильный холод. Она слышала, что часто во время допросов у людей развязываются языки. Ни для кого не было секретом, сколь ужасные вещи творятся в Тауэре.

– Какое неблаговидное поведение? – спросила она.

– Такое, что до брака вы имели сексуальные отношения с мистером Мэноксом и неким Деремом, который ныне служит при вашем дворе. – На последних словах Одли сделал особый упор, будто намекая, что это само по себе подозрительно.

Неужели они считали, что она решила возобновить свои отношения с Фрэнсисом? О, это обвинение она легко опровергнет!

Все будет хорошо, если опровергать придется только его и если ей поверят. И никто не упомянет о Томе.

Есть такая старая поговорка: чем меньше слов, тем проще поправить дело. Внутреннее чутье подсказывало Екатерине: нужно все отрицать.

– Я всегда была верной женой королю, – заявила она. Если речь шла о том, чтобы целиком отдать свое тело другому мужчине, это было правдой. – Случившееся до брака не имеет к этому отношения.

Лорды стояли молча. Одли откашлялся:

– Мадам, наружные двери ваших покоев будут заперты, но вы можете оставить у себя ключи от всех комнат. – С этими словами он кивнул остальным, и они ушли.

Стражники закрыли двери, и Екатерина осталась одна.

Королева опустилась на пол – оптимизм мигом покинул ее – и завыла от ужаса и раскаяния. Что она наделала? Какая несусветная глупость – позволить своему сердцу и низменным страстям завести себя в такое ужасное положение. Но больше всего пугала неизвестность: какие обвинения против нее могут выдвинуть?

Правда, кое-что страшило еще сильнее: что с ней могут сделать? А если выражаться более точно: что сделает с ней Генрих? На ум пришли ужасные воспоминания о кровавой участи леди Солсбери… мясник-палач… невыразимые муки. И Анна Болейн, стоящая на коленях на соломе и ждущая, когда опустится на ее шею карающий меч… Но они совершили измену. Дурное поведение до брака – это не измена.

О Генрихе Екатерина не смела и подумать. Только позавчера вечером он держал ее в объятиях, публично благодарил за нее Господа, называл сокровищем среди женщин. Забыть такое невозможно. Но сыграет ли это в ее пользу или обратится против? Если вскроются лишь добрачные любовные истории, найдет ли Генрих в себе силы простить ее? Однако совесть грызла бедняжку жестоко; она знала, что вины на ней гораздо больше.

Избавиться от всплывавших в голове образов королевы Анны и леди Солсбери не удавалось. Мысли об их кровавой участи вызывали такой ужас, что начинала кружиться голова. Склонившись вперед, Екатерина обхватила себя руками и завыла. Но никто не слышал этого горестного плача, некому было ее утешить.