Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

Она отпустила его руку, чувствуя пустоту в душе. Значит, бесконечное ожидание продолжится… По крайней мере, теперь у нее была надежда, за которую можно цепляться. Но если речь шла только о случившемся до брака, почему Джейн забрали на допрос и она не вернулась? Может, ей задавали вопросы только о том, какие отношения были у ее госпожи с Томом Калпепером до замужества с королем?

Рождество прошло уныло. Они украсили свое жилище несколькими еловыми ветвями, добытыми в одичавших садах Сиона. Сэр Эдвард позволил Екатерине сходить за ними вместе с дамами, хотя приказал стражникам зорко следить за ней. Приятно было оказаться на свежем морозном воздухе, и Екатерина растянула поиски веток до наступления ранних зимних сумерек.

К ужину на стол подали гуся, после они сидели у очага и пытались веселиться, но Екатерина не могла развеяться и понимала, что остальные тоже не забывают о печальных обстоятельствах их заключения в Сионе. В какой-то момент ей пришло в голову, что в следующее Рождество ее, вероятно, здесь уже не будет, и отделаться от этой ужасной мысли никак не получалось. Не покидали Екатерину и воспоминания о невинной радости, которую приносило с собой Рождество в детстве, и о роскошном праздновании Йолетид при дворе, где она была в центре всех торжеств. Год назад она еще не завела любовной интриги с Томом, не предала доверие короля. Как же ей хотелось повернуть время вспять! Когда миновала Двенадцатая ночь и жизнь вернулась к печальной рутине будних дней, Екатерина лишь обрадовалась.

Глава 33

1542 ГОД

Однажды январским утром, выйдя из спальни, Екатерина услышала доносившиеся из-за приоткрытой двери голоса.

– Что он сказал? – Это говорила Изабель.

– Сказал, что его милость намерен осудить королеву и леди Рочфорд на пожизненное заключение, – ответил Эдвард.

Потом дверь затворили.

Сердце Екатерины на мгновение замерло. Весть была дурная, и упоминание о Джейн прозвучало зловеще, но она готовилась услышать кое-что похуже. Заключение она вынесет, лишь бы ей сохранили жизнь, а потом Генрих может смягчиться. Екатерина не винила его за то, что он сурово обходится с ней. Она это заслужила, Господь знает. Но, ох, как же ей хотелось жить, даже если это означало, что она будет заточена в Сионе и никогда больше не обретет свободы, не познает любви и радости материнства!

Слова Эдварда, казалось, получили подтверждение. В середине января Екатерина отправилась на свою ежедневную прогулку по монастырю – ей теперь это позволяли – и обнаружила, что ее стерегут пуще прежнего. Было ли это добрым знаком начала долгого заточения?

В конце января Кранмер явился снова, на этот раз в сопровождении герцога Саффолка, графа Саутгемптона и епископа Вестминстерского. По их лицам Екатерина сразу поняла, что они пришли сообщить ей неприятные известия, и ноги у нее подкосились. Упав в кресло, она со стучащим сердцем ждала объявления своей судьбы и трепетала от страха, как пойманное в ловушку животное.

Кранмер откашлялся:

– Мадам, его величество поручил парламенту разобраться в ваших проступках. В результате против вас и еще некоторых персон был составлен билль о лишении гражданских прав и состояния.

Екатерина вновь ощутила пугающую близость к обмороку. Дело шло своим чередом, как положено по закону, и закончится для нее заключением в тюрьму до конца дней?

Заговорил Саффолк:

– Парламент будет обсуждать и оценивать ваши проступки, что избавит вас и его величество от постыдного разбирательства дела в открытом суде. Билль пройдет три слушания и по окончании третьего станет законом как акт парламента. Вы понимаете?

– Да, – кивнула Екатерина.

– Мы здесь, – продолжил Кранмер, – потому что в наших общих интересах не спешить с принятием билля о лишении прав, он пока прошел только одно чтение. Вы не частное лицо низкого ранга, но личность известная, и ваше дело следует разбирать таким образом, чтобы не осталось места для подозрений в наличии некой тайной распри между вами и королем. Его величество не хочет, чтобы люди говорили, будто у вас не было возможности оправдаться. Вот мы и пришли отчасти для того, чтобы успокоить ваши женские страхи, но главное – дать совет: если вам есть что сказать в свою защиту, сделайте это. Ваш любящий супруг примет ваши объяснения, если они будут убедительными.

При этих словах Екатерина просияла. Казалось, Генрих бросает ей спасательный трос. Может быть, он пожалел о своей суровости и надеялся, что она даст ему основания простить ее.

– Мадам, мы призываем вас заявить нам сейчас обо всем, что, по вашему мнению, может послужить на пользу вашему делу, – сказал епископ Винчестерский.

– Прежде всего, – вмешался Кранмер, не дав ей времени собраться с мыслями, – мы должны зачитать вам билль о лишении гражданских прав, чтобы вы знали, в каких преступлениях вас обвиняют. Вы готовы выслушать его?

В тоне его голоса Екатерина уловила предупреждение: ей не понравится то, что она услышит. Но что делать. Она кивнула, выпрямила спину и ухватилась руками за подлокотники кресла.

Кранмер развернул свиток: