Порочная месть (СИ)

Кристин смотрит на меня с осуждением и непониманием. Я ее не виню. Просто все изменилось с того момента, как я увидела кадры с того заседания. В тот момент умерла моя надежда на то, что у нас с Кейном есть шанс все починить. Если раньше я думала, что мы балансируем на весах вины в одной плоскости, то после увиденного моя чаша со стуком упала вниз. Я думала, что ответственность за крах наших отношений лежит на нас двоих: на Кейне за совершенный им поступок,и на мне, потому что этот поступок не смогла принять. Сейчас же получается, что виновной осталась лишь я. Каждый день я мучительно прокручиваю в голове тот самый злосчастный день и все четче понимаю, что тогда, в той холодной комнате я стала той, кто первой произнес слово «убийство». Я стала той, кто накинулся на Кейна с обвинениями, а он не стал отрицать. Он хотел, чтобы я встала на его сторону, когда говорил, что мой брат ничем не хуже тех конвоиров. Не сомневаюсь, что в его глазах брат заслуживал смерти, вот только убивать его он не собирался. И когда думаю, что причина его великодушия кроется во мне, сердце начинает болезненно кровоточить. Ведь после слов Крофта о том, что Кейн давно знает, где Артур и имел возможность его убить, я стала верить, что он его не тронет. Так что случилось с моей верой? Почему в тот день я предпочла поверить истерике брата, который столько раз меня обманывал? Мое оправдание — лишь эмоции, вот только Кейн вряд ли его примет.

А цена моего сомнения стояла за ним на том заседании. Алекса словно живое напоминание, что на мое место всегда готовы прийти другие. На мое с таким трудом завоеванное место. И хотелось бы сказать, что никто никогда не полюбит его так, как я, и жизнь не положит на то, чтобы делать его счастливым, вот только знаю, что это неправда. Амелия, Алекса, эти женщины готовы. Обеспеченные, имеющие вес в обществе, точно не очарованные картинкой его красивой внешности и красивой жизни. А Кейн, он этой любви стоит. Потому что рядом с ним спокойно и горячо одновременно. Рядом с ним все эмоции острее: каждый жест, каждый взгляд, каждое слово значимы, попадая в пазы сердца так идеально, что вытащить нет ни единой возможности. О каких других мужчинах в моей жизни говорила Карен? Ерунда. К Кейну даже близко никто не приблизится.

Знаю, что мне нужно сказать ему о ребенке, но я откладываю этот момент, как могу. Даже осознание того, что я ради обеспеченного будущего малыша должна пойти к нему и все рассказать, не помогает. Осколки разбившейся надежды на то, что мы могли бы быть вместе, исполосовывают душу. Прийти к нему беременной нищенкой с протянутой рукой, когда он уже строит свою новую жизнь с Алексой. Унизительно и нестерпимо больно.

— Эй! — голос Кристин разбивает мой мыслительный транс. — Да что с тобой такое? Тебе нужно поехать к Колдфилду и поговорить обо всем. Я знаю, что ты переживаешь по поводу той цыпочки за его спиной, но это не повод ставить будущее вашего ребенка по удар. Может, у него мозги от новости об отцовстве встанут на место: он пнет ее под зад и вы снова сойдетесь.

Кристин как всегда практична, но я лишь кручу головой. Сложно довольствоваться крохами, когда имел все.

— Этого я хочу меньше всего. Самое страшное для меня, что Кейн подумает, что я хочу привязать его к себе отцовством.

— Я тебя, конечно, понимаю, но все равно ты совершаешь ошибку, откладывая новость в дальний ящик. — она щурит глаза и смотрит на меня с подозрением: — Или постой-ка… Ты ему вообще решила не рассказывать?

— Я расскажу.

— Ну хорошо, а в тюрьму к брату ты собираешься?

— Нет, не собираюсь, — отзываюсь эхом.