Порочная преданность

Я выхожу из машины еще до того, как она полностью остановилась на асфальте. Мои сумки остались в отеле, одежда и личные вещи — последнее, о чем я беспокоюсь. Я перехожу на бег, как только мои ноги ступают на землю, и бегу к самолету, махая пилоту, чтобы он поднялся на борт.

— Мне нужно попасть домой. Сейчас же.

Он кивает и исчезает в кабине, а я опускаюсь на первое сиденье. Я снова звоню Белле и Агнес, но ответа нет. Не отвечают, снова и снова, пока самолет не поднимается в воздух, и я бросаю телефон на колени и закрываю глаза, откинувшись на спинку сиденья.

Я не чувствовал себя таким беспомощным уже много лет. С тех пор как я видел, как умирает моя первая жена, и я ничем не мог ей помочь. Теперь я нахожусь в самолете, так далеко от происходящего, что могу вернуться и найти их всех мертвыми, и я ничего не могу с этим поделать. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, и я прошу самолет лететь быстрее, чтобы время замедлилось, пока я не смогу добраться до своей семьи.

Я не должен был уезжать. Я не должен был верить в то, что мафия способна защитить того, кто всегда был им безразличен. Белла всегда была для них одноразовой.

Я должен был защитить ее. А теперь…

Буйство мыслей не утихает. Я сижу, напрягая мышцы, то вставая, то вышагивая, то снова садясь, пока самолет не приземляется в ангаре рядом с поместьем. Я спускаюсь по ступенькам, как только открывается дверь.

Машина, ожидающая меня, не моя — это такси. Никто не отвечал на мои звонки, и ледяной клубок паники, образовавшийся из-за этого, плотно засел в моем нутре, заставляя меня с ужасом думать о том, что я найду, когда вернусь домой.

— Остановитесь здесь — говорю я водителю, когда он уже проехал половину пути, не желая подвергать его риску оказаться на линии огня. Я бросаю ему горсть банкнот, выпрыгиваю из машины и перехожу на бег по неровной дорожке, пот струится по позвоночнику, пока я бегу.

Еще не добежав до двора, я вижу, что входная дверь висит открытой. Но выстрелов я не слышу.

Я вбегаю в подъезд и как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из моих людей выходит из дома, пистолет наготове, одежда забрызгана кровью. Он поднимает глаза и видит меня, за долю секунды до того, как узнает меня, начинает поднимать оружие, а затем снова опускает его.

— Ни хрена себе, Габриэль. — Мужчина, которого я теперь узнаю, как Эдгара, устало смотрит на меня. — Я пытался позвонить тебе…

— Я только что сошел с самолета. — Я уставился на него. — Что, черт возьми, произошло?

— У нас полный дом мертвой Братвы, вот что произошло. Ты пропустил бой на пять-десять минут. Мы собираемся послать людей на поиски твоей семьи.

— Они не… — Меня охватывает облегчение, за которым быстро следует страх, что что-то случилось, а они просто еще не поняли этого.

— Дети гуляли с Альдо сегодня утром. — Выходит Джио, такой же забрызганный кровью, его волосы вязнут в крови. На его руках — окровавленные перчатки. — Агнес убежала, как только Братва ворвалась в дом. Я сказал ей выйти и предупредить Альдо и детей, что мы прикроем ее и проследим, чтобы никто не последовал за ней.

— А Белла?

Челюсть Джио напряглась.

— Не знаю. Мы ее не видели. Она не наверху…

— Блядь. — Я проталкиваюсь мимо него и вбегаю в дом. Повсюду трупы, мебель и стены с пулевыми отверстиями, расколотое дерево, под ногами хрустит битое стекло.

Моя первая мысль — если Белла увидит это, у нее будет разбито сердце. Столько недель работы… Все, что имеет значение, — это то, что она жива. Это можно восстановить.

Я перехожу на бег, огибая трупы, в ушах стоит звон стекла, а в носу, едкий запах пороха и крови. Сзади не хватает двух «Лэнд Роверов» и мой желудок сжимается в надежде, что это означает, что Белла забрала один из них.

Следы шин, ведущие в сторону, говорят мне, что почти наверняка это она.

Я прыгаю в старую машину, завожу ее и включаю передачу, следуя по извилистым следам, по грязи, разрытой там, где Белла, должно быть, боролась за контроль над машиной. А потом…

Мое сердце падает в желудок, когда я вижу аварию.

Я выхожу из машины еще до того, как успеваю полностью осознать, что передо мной. Другой «Лэнд Ровер» врезался лоб в лоб в дерево, капот помят. Я вижу пухлую белую форму подушки безопасности, а затем, когда я подхожу ближе, — хрупкую фигуру моей девочки на переднем сиденье.

— Белла! — Я выкрикиваю ее имя и бегу к машине. Я хватаюсь за ручку, открываю дверь, и она падает набок, попадая в мои объятия, когда я ловлю ее.

Черт. Я прекрасно понимаю, что ее, вероятно, не стоило двигать, и что я понятия не имею, какие травмы она могла получить, но вес ее тела давит на меня, и мой единственный выбор — усадить нас обоих на землю.

— Белла. — Моя грудь сжимается, когда я смотрю на нее: ее волосы спутаны вокруг лица, на лбу и щеке расцвел синяк, из носа течет кровь. Она потеряла сознание, и единственное, что говорит мне о том, что она еще жива, — это неглубокие вздохи и падения ее груди, медленный пульс, который я чувствую под кончиками пальцев, когда прижимаю их к ее горлу.

Я нащупываю телефон и звоню Джио, прижимая Беллу к себе.