Порочная связь

Я даже сам не знаю, почему задал этот вопрос.

Холли начинает ерзать, и мне кажется, что она качает головой.

– Нет. О них мне не хотелось бы вспоминать. Этот дом, – она вздергивает подбородок, указывая на потолок, – единственный дом в этом городе, который я не хотела бы забыть.

– Ну что ж, это справедливо. И сколько тебе было лет, когда ты поселилась здесь?

– Четырнадцать. Это лучшее, что со мной случилось. Бабушка дружила с Беном, и он дал мне работу, в итоге я стала петь в караоке и полюбила сцену. А все остальное может стать материалом для отличной песни в стиле кантри. – Она делает паузу. – К слову говоря, мне следует написать ее. Мне нужно написать еще несколько песен для эксклюзивного альбома, прежде чем я вернусь в Нэшвилл.

Она снова кладет голову мне на грудь, и я чувствую, как напряжение покидает ее. Что кажется мне немного удивительным, потому что сейчас снова встал вопрос о нашей с ней географии. Он тяготит меня, но мы сможем это уладить. Просто нам потребуется добиться определенного согласия.

Я опираюсь на локоть, чтобы мне было видно ее лицо.

– Когда тебе нужно быть в Нэшвилле на этот раз?

– Мне нужно будет появиться в студии через две недели, чтобы записать альбом, и я должна обработать несколько песен с Вейлом, после того как отрепетирую их с группой. Так что, возможно, через пять… или шесть дней? Может быть, раньше? – Она бросает на меня быстрый взгляд. – Это что, станет проблемой?

– Нет. Мы решим ее. Ты же знаешь, что на Манхэттене тоже есть записывающие студии, верно?

У нее вытягивается лицо.

– Я… я просто неуверенно чувствую себя там. Там все такое… пугающее. Все так сосредоточены и напряжены, что мне кажется, будто я мешаю всем, просто надеясь не потеряться. Я не возражаю против того, чтобы чувствовать себя мелким винтиком в большой машине, но что-то в Нью-Йорке заставляет меня чувствовать себя… неадекватной. Я знаю, ты живешь там, и я не говорю, что не вернусь туда и не попробую привыкнуть. Но не думаю, что мне когда-нибудь будет нравиться там настолько, чтобы я захотела постоянно жить там.

Не могу сказать, что ее слова не разочаровали меня. Потому что они меня разочаровали. Мне горько слышать, что она не чувствует себя комфортно в городе, который я люблю. Но то, что она готова попробовать жить там, хороший знак. Я не собираюсь силой заставлять ее делать что-то, что ей не нравится, но тем не менее я думаю, что у меня есть надежда.

Я снова целую ее в висок.

– В следующий раз я покажу тебе Нью-Йорк глазами местного жителя. В этом городе есть много всего интересного, так что я думаю, что даже ты найдешь себе что-нибудь по вкусу. И я знаю, что бесполезно говорить тебе, что ты не меньше других имеешь право получать удовольствие от жизни в нем, но это так. Ты имеешь даже больше прав, чем другие, потому что ты принадлежишь мне. Так что если ты готова дать Нью-Йорку еще один шанс, обещаю, я преподнесу его тебе на тарелочке.

– Хорошо, – шепчет она.

Я крепче прижимаю ее к себе.

– Спасибо.

Она уютно устраивается рядом со мной, и я осознаю, что впервые в жизни просто лежу рядом с женщиной. И это очень приятно. Но у меня такое чувство, что мне так приятно лишь потому, что эта женщина – Холли. Она перевернула весь мой мир, и это лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Но мои приятные мысли покидают меня, когда она спрашивает:

– Ты расскажешь мне о своем детстве? Раз уж мы начали делиться своими историями?

Мое сердце сжимается от боли утраты. Это болят старые раны, которые так и не затянулись. Потому что разве можно полностью оправиться после потери родителей? Особенно если они ушли из твоей жизни так внезапно?

Я долго молчу, а потом наконец начинаю говорить:

– До десяти лет мое детство было очень простым. Мои родители посвятили свою жизнь служению другим. Они были миссионерами. Когда мне исполнилось шесть лет, мы поселились в Папуа – Новой Гвинее. Мы прожили там четыре года. Что было до этого, я, честно говоря, не помню. Все там было таким ярким и живым. Простым. Удивительным. Я играл с детьми других миссионеров, а наши матери по очереди обучали нас в домашней школе. Это было лучшим детством, какое могло выпасть на долю ребенка. Моя сестра родилась там, примерно за год до того… как все изменилось.

Холли начинает поглаживать мою грудь, и мне кажется, что она успокаивает меня. Это ласковый жест любящей жены, и он дает мне силы продолжать. Я уже много лет никому не рассказывал свою историю, с тех пор как поведал ее Кэннону. И мне нужно побыстрее выложить все факты, или я никогда не смогу закончить ее.