Порочная тайна

– Вам нравится жить в Штатах? – сменила она тему, стараясь говорить беззаботно.

– Нравится.

– Почему вы решили уехать именно в Штаты?

– Потому что они очень далеко отсюда.

В течение некоторого времени они ели в тишине, которую нарушали лишь шум волн и ветер. Когда Грейс не видела тех высоких стен, она практически могла наслаждаться красотой этого райского острова в Средиземном море. Однако она все так же ощущала эти стены, понимая, что выбраться отсюда можно лишь с разрешения другого человека. При этой мысли еще одна стрела боли пронзила ее голову, и она сильно сжала вилку. Хэлис заметил это:

– Грейс?

– Вы росли здесь? – неожиданно спросила она. – За этими стенами?

Он не сразу ответил. Прищурив глаза, он смотрел на нее задумчиво.

– В основном на каникулах, – наконец произнес он. – Меня отправили в пансион в Англию, когда мне было семь лет.

– Семь лет, – прошептала она. – Должно быть, вам пришлось нелегко.

Хэлис лишь пожал плечами:

– Думаю, я скучал по родителям, но тогда я не знал о них всего того, что должен был знать, я был всего лишь ребенком.

– Что вы имеете в виду?

– Вы определенно знаете, что мой отец был не самым замечательным человеком.

– Да.

– В детстве я не осознавал этого. Поэтому скучал по нему.

– А что насчет вашей матери?

– Она умерла, когда мне было десять. Я ее плохо помню.

– Правда? – Грейс не могла скрыть своего удивления. – Моя мать умерла, когда мне было тринадцать, и я помню так много.

– Это было очень давно, – произнес Хэлис, и, хотя его тон все еще был довольно приветливым, Грейс поняла, что тема закрыта.

Казалось, он просто не хотел помнить свою мать или кого-либо еще из своего прошлого.

Она почувствовала абсолютно необъяснимое желание узнать этого человека, потому что знала – у него были секреты. Горе. Несмотря на его беззаботный тон, легкую улыбку, Грейс знала, что в нем скрывается темнота и суровость, и это одновременно отталкивало и притягивало ее. Она не хотела, чтобы ее притягивало к мужчине, а уж тем более к такому, как Хэлис. Однако именно это с ней и происходило, она видела сонный взгляд его полуоткрытых серо-зеленых глаз и чувствовала, как медленно раскручивается спираль сладкого желания внизу ее живота, несмотря на непреходящую головную боль. Какое сочетание. Боль и удовольствие. Искушение и мука. Они всегда появляются вместе, не так ли?

Усилием воли она перевела разговор обратно в рабочее русло.

– Завтра утром я хотела бы взглянуть на оборудование, которое вы упоминали, – произнесла она, стараясь говорить бодро. – Чем скорее я выясню, являются ли картины подлинниками Леонардо, тем лучше.

– А вы правда в этом сомневаетесь?

– Это моя работа – сомневаться, – ответила Грейс. – Мне бы скорее хотелось доказать, что они подлинные, чем определить, что они являются подделками.

– Замечательно, – прошептал Хэлис. – В поисках правды. Что привело вас к выбору этой профессии?

– Мой отец был профессором древней истории. Я выросла среди антиквариата, провела большую часть детства в музеях, за исключением того периода дикой любви к лошадям, когда я не хотела делать ничего, кроме как ездить верхом. – Она слегка улыбнулась. – Музей Фитцуильяма в Кембридже стал мне практически вторым домом.

– Вся в отца?

– Иногда, – сказала Грейс, встречаясь с ним взглядом, – бывает так, что ты – ребенок своего отца не только по крови.

Его серо-зеленые глаза, казалось, зажали в тиски ее душу, потому что она не могла отвести от него взгляда. Она ощутила желание быть понятой, узнанной, даже разоблаченной. А в ответ в этих агатовых глазах она видела странную и удивительную муку, бурю эмоций: горе, злость, возможно, даже отчаяние. Или же она просто смотрелась в зеркало? Ее голова была тяжелой от того, что она узнала и почувствовала, боль усиливалась, так что ей хотелось зажмуриться.

– Вы должны попробовать какой-нибудь десерт, – сказал он наконец спокойным, как и прежде, голосом. – Традиционная тунисская выпечка с миндалем и кунжутом.

Молодая женщина вновь пришла с серебряным подносом, на котором была тарелка с выпечкой, а также кофейник и фарфоровые чашки.

Грейс попробовала кусочек липкой сладкой выпечки, но уже не осилила кофе. Ее голова просто разрывалась от боли, и она знала, что если не окажется в темной комнате, то будет не в состоянии работать в течение многих часов или даже дней. Эти приступы мигрени возникали удручающе часто с тех пор, как она развелась. Дрожащей рукой она поставила чашку обратно на блюдце.

– Извините, но я очень устала. Думаю, я пойду спать.

Хэлис поднялся из-за стола, его глаза потемнели от волнения.

– Конечно. Кажется, вам нехорошо. У вас болит голова?

Грейс с трудом кивнула. У нее перед глазами плавали круги, поэтому она поднялась так осторожно, будто могла сломаться. Каждое движение отзывалось болью.

– Пойдемте. – Хэлис взял ее за руку, а другой рукой приобнял ее за плечо, и они пошли.

– Простите меня, – пробормотала Грейс, но он отмахнулся от ее извинений.

– Вы должны были сказать мне.

– Боль пришла внезапно.

– Чем вам помочь?

– Мне нужно лечь… в темноте…

– Конечно.