Порочного царства бог

Забрал из работного дома Элайзу, которая была такой жалкой, что ее просто невозможно было не забрать, нанял Лукаса, который скрутил меня в бараний рог своими требованиями и взаимовыгодными предложениями…

И все же, почему он до сих пор не позвонил? И, главное, почему меня это волнует?

— Как там новенькая? — спросил я больше для того, чтобы отвлечься от мыслей о приставучем секретаре.

За стенкой гремели посудой и котлами, слышались грозные окрики миссис Коулман. Пожилая служанка явно переигрывала, показывая Элайзе, кто на кухне главный.

— Пока что шарахается всех и вся, — прихлебывая чай, ответила Роза. — Но за работу берется любую. Даже ту, которой не требуется.

— Боится, что выгоню, если будет плохо работать, — кивнул я. — Передай старушке-поварушке, чтоб не нагружала ее сильно, пока руки не заживут.

— Да, — внезапно прорычал дворецкий и строго взглянул на горничную.

Он тоже пил чай: невесомая фарфоровая чашечка чудом выдерживала натиск его мощных ладоней. К юной нищенке Пит отнесся с куда большим расположением, чем к Мальку — она была девушкой, а к девушкам могучий слуга относился с благоговейным трепетом. К Лукасу же дворецкий проникся стойкой антипатией. Арм ему решительно не доверял, и мое вчерашнее появление с бездыханным нарушителем спокойствия не добавило бедняге очков.

Дзззззз-и-и-и-и-и… По комнатке прокатился нервный визг колокольчика. Горничная поморщилась (Малек все звонил и звонил — этот мальчишка даже сигнальный шнурок дергает с особой экспрессией!), Арм поморщился, а я первый подхватился с места.

— Роза, подготовь для моего гостя горячую воду в ванной. А когда он уйдет мыться, приберись в гостиной.

Я был уверен — из предложенных Лукасу денег не исчезло ни одной купюры.

— Конечно, сэр, — служанка кивнула и удивленно добавила. — Вы пойдете вместе со мной?

— Нет, я… — понял, что уже стою в дверях и напустил на себя важный вид. — К себе пойду. Засиделся с вами.

И под подозрительным взглядом Армстронга ретировался в кабинет. Минут двадцать честно пытался заняться работой, перекладывая бумаги с места на место. Зря я все-таки притащил Малька в тот несчастный паб: мне-то весело, а ему теперь сквозь землю провалиться хочется… Хотя кто ж знал, что он окажется таким падким на запретные развлечения? Сам обвинял меня в смертных грехах, а потом как с цепи сорвался, увидев бутылку виски. Да и с пальто его неловко получилось… Нужно как-то возместить…

Воодушевленный внезапной идеей, я забыл про бумаги и ринулся наверх, в ванную комнату. Дверь отворилась быстро и бесшумно — недаром я всегда прошу Армстронга следить за состоянием петель.

Лукас стоял спиной ко мне, и наклонившись, отмывал ноги в металлическом тазу. Рядом исходила паром горячая ванна: до нее парень пока не дошел — на нем все еще оставались нижние штаны и свободная сорочка.

Где-то в глубине души мелькнула мысль, что корреспондент будет не в восторге от моего появления в столь интимный момент своей жизни, но… Я обессиленно прислонился к дверному косяку, наблюдая за гостем. Открывшаяся передо мной картина была слишком необыкновенна для этого мрачного дома, чтобы просто взять и уйти.

Без нелепой верхней одежды журналист производил иное впечатление. Через окно в комнату проникали косые солнечные лучи. Они подсвечивали силуэт Малькольма, раскрашивая контур его хрупкой фигурки золотистым сиянием. А заполняющие уборную клубы влажного пара и вовсе придавали происходящему идиллический вид.

А он вовсе не так плохо сложен, если копнуть поглубже. Худой, конечно, донельзя, но не тощий. Скорее гармонично стройный. Кости не торчат в разные стороны, чего следовало ожидать от его комплекции. Ноги тонковаты (неудивительно, что он так плохо бежал вчера) а вот попа, прямо скажем, отличная: миниатюрная, но высокая и округлая, как у фарфоровой статуэтки…

И, да, кто-нибудь объяснит мне, зачем я вообще разглядываю его задницу?

Словно почувствовав мое смятение, Малькольм вздрогнул и обернулся. Широко открыл рот, словно выброшенная на берег рыба, подпрыгнул и всплеснул руками. Таз под ним жалобно звякнул, вода выплеснулась на пол — чуть больший импульс, и он взлетел бы и приземлился парню на голову. В мгновение ока подскочив к стулу, Малек схватил приготовленное для вытирания полотно и завернулся в него до самого подбородка.

— Малек, у тебя рахит? — спросил я, чтобы заполнить повисшую в ванной тишину. — Как мужчина может быть таким тонкокостным?

Лукас разъяренно сверкнул на меня глазами из-под полотна.

— Не знаю, — глухо ответил он после продолжительной паузы. — Может, и так. Меня не проверяли.

— Хочешь, покажу тебя своему доктору?

— НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! — Малек перепугался чуть ли не больше, чем когда застал меня за подглядыванием.

— Почему?

— Я их боюсь… с детства, когда мне пиявок ставили! Да и вообще, каким вырос, таким вырос. Уже ничего не исправить!

— Это верно.