Но я должна была продолжить. Я не могла подсластить пилюлю или скрыть правду о том, что произошла между мной и Домиником в том подземелье. Если он хочет быть со мной — любить меня по-настоящему, — то он должен знать всё. Должен принять меня целиком и полностью, даже самое мерзкое, что есть во мне. И если он не сможет, то мне лучше узнать об этом сейчас.
— Я думала, что смогу держать это под контролем. Думала, что смогу отделять настоящее от навеянного, но это подействовало на меня сильнее, чем я могла себе представить. Не успела оглянуться, как я начала постоянно думать о нём, даже умолять, чтобы он продолжил пить мою кровь… Даже когда в этом не было необходимости, — я смотрела в пол, щёки горели от смущения, от стыда. — И когда мы были наедине, я… Я попросила его поцеловать…
— Стоп. Хватит, — он поднял руки перед собой. — Я услышал достаточно.
Я закрыла рот и замерла в ожидании неизбежных слов. Слов, которые пошлют меня на все четыре стороны. Я перешла границу его терпения, и теперь, как только он придёт в чувства, он вышвырнет меня, как вчерашний мусор.
И я ни капельки его в этом не виню.
ГЛАВА 21. КРУШЕНИЕ ЗАМКА ИЗ ПЕСКА
Дождь стучал по окнам, как будто когтями существ из подземного мира. Трейс и я стояли в комнате в полной тишине, разделяемые одними только моими внутренними демонами. Облегчение, что я, наконец-то, сказала ему правду, так и не наступило. Возможно, потому, что в ответ я получила только выражение мучительной боли разбитого сердца на его лице. Самое смешное — я ведь знала, что так будет. Я представляла этот миг в своей голове десятки раз, но вживую это оказалось намного, намного хуже всего того, что мне удавалось вообразить.
— Прости меня, — мои слова были слишком слабыми, чтобы оказать хоть какое-то воздействие на него. Я рассказала всю правду, и теперь пришло время пожинать плоды. — Знаю, уже ничего не исправить, но хочу, чтобы ты знал, что я никогда не хотела сделать тебе больно.
Он не ответил. Он даже не смотрел на меня. Его руки свисали по бокам, а самые прекрасные глаза были направлены вниз, скрытые густыми тёмными ресницами, за которые большинство девчонок убили бы.
— Всё, что я сделала, было ради того, чтобы выжить… чтобы вернуться к тебе.
Он поднял глаза на меня. Комната вокруг слегка покачивалась, пока я пыталась выяснить, что происходит у него в голове. Возможно, он проклинает тот день, когда я вошла в его жизнь. И кто может его в этом винить? Я же ходячая катастрофа. Всё, что оказывается рядом со мной, разрывается на миллион лоскутков и уносится ветром.
— Если ты хочешь, чтобы я ушла, я пойму, — сказала я, заламывая пальцы. — И не буду тебя винить.
Он покачал головой, но так и не произнёс ни слова.
Напряжённая тишина вновь повисла в воздухе, как старая подруга, оборачиваясь вокруг наших тел и увеличивая дистанцию между нами.
— Трейс? — я сделала маленький шажок к нему, но он выставил руку вперёд, останавливая. Боль в его глазах была почти осязаемой, я как будто погружалась в неё с головой. — Ты можешь сказать хоть что-нибудь?
Его грудная клетка порывисто вздымалась, он сжимал и разжимал челюсть.
— Как долго?
— Что как долго?
Он стиснул зубы.
— Как долго он кормился тобой?
Я опустила глаза. Боже, я даже не могла смотреть на него, когда отвечала на вопрос:
— Почти всё время.
— Скажи мне, что ты не пила его кровь, Джемма. Скажи хотя бы, что до этого не дошло.
— Я… — мне отчаянно хотелось сказать ему это, чтобы подарить ему крошечный огонёк среди той тьмы, в которой я его погребла. Но я не могла дать ему желаемого ответа. — Прости.
— Я убью его, — его голос стал настолько низким и угрожающим, что у меня волосы на затылке встали дыбом. — Я вырву на хрен его сердце.
Внутри меня поднялась паника.
— Доминик не виноват, Трейс. Пожалуйста, только не срывайся на нём.
Он моргнул, но я была настолько охвачена страхом, что не догадалась почему.
— Он всего лишь сделал то, о чём я его попросила. Даже когда я попыталась поцеловать его, он отказался. Он никогда не пользовался…
— Прекрати, — резко оборвал он меня, растирая виски, как будто пытался стереть картинку из головы. — Я могу стерпеть много дерьма, Джемма, но только не стоять здесь и слушать, как ты его защищаешь.
Я захлопнула рот, осознав его слова. Ну как можно настолько не иметь эмпатии?
— Я… прости меня, — опостылевшее слово снова показалось пустым и бессмысленным. Так, хватит уже говорить ему всякую хрень. Эти бесполезные слова звучат почти как оскорбления, когда я говорю их ему.
— Прямо сейчас я не могу этого сделать, — сказал он, обхватив ладонью заднюю часть своей шеи.
— Что я могу для тебя сделать?
— Ты уже доста… — он оборвал себя на полуслове и зажмурился, отлучая меня от красоты, которую я больше не заслуживала видеть. — Слушай, дай мне минуту, ладно? У меня начинает болеть голова.
Я чувствовала себя ответственной. Мне было крайне плохо.
— Изви…
— Хватит извиняться.
— Я пытаюсь, — мне едва удалось посмотреть ему в глаза и спросить: — Я могу… сделать что-нибудь, чтобы тебе стало легче?