Порочные чувства

— У меня здесь Кристина. И это бабушкина квартира. И вообще… я просто не хочу, чтобы ты потом меня выставил из своего дома, как надоем, — нахмурилась я.

— Кто тебя сказал, что я собираюсь тебя выставить?

— Рано или поздно так и случится, если ты конечно не решишь подарить мне квартиру, и не съедешь из нее сам.

— Этого не будет. Я зову тебя к себе не затем, чтобы «рано или поздно», — передразнил Марат, — выгнать. Я зову тебя жить со мной. Вслушайся, и почувствуй разницу. Кстати, мы приехали, и… черт, Алика, не трясись. Никто тебя не съест, и даже не надкусит. Только я сам. Этой ночью, — он нагло сжал мою грудь, взвесил её с улыбкой, и отстегнул ремень безопасности. — Успокаивай себя тем, что мы в любой момент сможем уйти. Но я надеюсь, что тебе они понравятся.

— А если я им не понравлюсь?

— И ты, и я сможем это пережить.

Марат вышел из машины, открыл мне дверь, и я нехотя вышла с ним. Как на каторгу иду, ей Богу. А ведь раньше с нетерпением ждала этой встречи, даже льстило, что с семьей меня знакомит. Но сейчас снова воспоминания про Владу накатили. Вдруг снова обзовут? Вдруг в этот раз Марат не на мою сторону встанет, а на сторону своей семьи? Но не разворачиваться ведь, и не бежать. Это ребячество.

Я расправила плечи, и вошла в открытую Маратом для меня дверь.

Глава 30

МАРАТ

— Ну наконец-то, Боже! Девушка! Живая! — воскликнула Наташа.

Тётей я её перестал называть лет в пятнадцать, не так уж она меня и старше. А сейчас и прилететь мне за «тёть Наташу» может от неё самой. Не посмотрит, что взрослый и успешный, оплеухи она в детстве щедро раздавала.

— Здравствуйте, — Алика улыбнулась, выглядит чуть взволнованной, но дрожит как заяц, я-то чувствую.

— Здравствуй, милая. Не верится, что наконец-то хоть кто-то в дом девушку привел.

— Ну… я настоящая и живая, можете потрогать, — пошутила Алика.

А Наташа взяла, и потрогала. Обняла шарахнувшуюся от испуга Алику, приобняла её за плечи, и самым наглым образом оттащила от меня.

— Вообще-то, Наташ, я сам свою живую и настоящую с братьями познакомлю. Может, ты мужа своего будешь так хватать?

— Я с мужем и хочу её познакомить. Остальные на тебе, вперед батьки не полезу, — рассмеялась Наташа.

И утащила, все же, Алику к своему Давиду. А там уже я вырвал её из рук этой парочки, и повел к братьям. За Егора я не переживал, он сам не против был с Аликой познакомиться. Не знаю, как бы я на его месте себя вел. Но я и не на месте Егора, всепрощением не страдаю. Меня радует, что Алику он не винит, но меня бесит, что он и её отца почти простил. Хренов блаженный.

— С Русланом ты уже познакомилась, давай представлю остальных…

И я представил. Сжал ладошку Алики — детская она у нее, совсем маленькая, холодная. Мерзлячка она та еще. Но мне нравится, что она улыбается, шутить пытается в меру, хотя сама паникует. Я отлично это чувствую.

— А это у нас кто? — умилилась Алика.

— Это Алиса, — и прошептал ей: — Я же говорил про шалаву, залетевшую от моего брата. Вот Алиса и получилась.

— Нельзя так говорить, — шикнула сердито, еще и ущипнула.

Совсем страх потеряла, зараза мелкая, и это… радует, пожалуй. Жутко бесила замороженная Алика, её мне ломать не хотелось, а вот её страхи, неуместное смущение — да, это я хотел переломать, перемолоть и выплюнуть. Но, пожалуй, смущение её мне заходит. Искреннее оно. Отдается мне полностью, а потом краснеет, смотрит на меня своими глазищами, и губы кусает.

Вот на это я злюсь. Кусать её губы — моя прерогатива.

— Такая хорошенькая, куколка… можно? — Алика опустилась рядом с Алисой — ей постелили плед на полу, и моя мелкая племянница сидит на нём, улыбается, лопочет что-то непонятное.

А сейчас вот разревелась навзрыд.

— Можно, — ответил младшенький.

Алике только это и надо было. Подхватила плачущую малышку, зашептала ей что-то, и та сначала заревела еще громче, а потом утихла. Смотрю — принюхалась к Алике, надулась, но ладошками тянется. А Алика и счастлива. Уже забыт я, забыто смущение, забыт Руслан, который явно ей не нравится. Есть только Алиса.

— Вообще-то, Алика, Алиску решили приучать к тому, чтобы она сама успокаивалась. А то привыкнет, будет до совершеннолетия истерики устраивать. Так бы поревела минут пять, и затихла бы.

Зачем я это сказал? Хрен знает почему, но я люблю выводить Алику из себя, и откуда-то точно знаю, какая тема для неё станет такой, что смолчать она не сможет.

— Можно подождать пять, десять минут, да хоть час. Слушать плач ребенка, и не реагировать. А можно просто взять и утешить. Сухарь ты, Марат.

— Правильно, девочка, — кивнула Наташа.

Алика улыбнулась, и ничего ей не сказала насчет «девочки». Видимо, замечания малышка только мне умеет делать.

Зашибись, дожил. Еще и улыбаюсь по поводу того, что Алика меня подначивает.

— Ну всё, садимся за стол. Давид, за стол, это не в кресло, а на неудобную штуку под названием стул. Семейный ужин я никому не позволю испортить, поняли? — шутливо рыкнула Наташа.

— Так точно, — привычно усмехнулись мы почти хором.