Порочные чувства

А я почему-то продолжаю думать, что он любит. Также одержимо, как и я.

У туалета на первом этаже я оглянулась, выискивая свою «охрану». Не видно никого, но я знаю, что они следят. И папа знает. Отсюда и эти тайные ходы, переодевания, и прочие шпионские игры.

— Никаких побегов. Ни за что. Я вернусь домой, и мы поговорим, — прошептала я, убедившись, что в уборной я одна.

Я сделала точно так, как того хотел папа. Зашла в кладовку. Она жутко пыльная, даже не верится, что такие помещения бывают в дорогих частных клиниках. Натянула толстовку, спрятав под неё волосы, и толкнула дверь. Со скрипом идет, видно пользуются редко. Но я справилась. Никто меня не увидел. Прошла по небольшому коридору до таблички «Выход», толкнула дверь, и оказалась на улице.

Шаг с небольшого крыльца, взгляд влево, и я сразу увидела машину. Там папа. Боже, неужели мы прощаемся? Я только-только нашла его. У нас отношения были — качели, и сейчас как раз отличный момент, чтобы всё наладить. Но я снова его теряю, как потеряла и остальных членов семьи.

Еще одна моя боль. Очередная…

— Привет. Надумала ехать? — папа вышел из машины.

Я его по голосу узнала. У него по глаза капюшон натянут. И, несмотря на лето, накинута длиннющая куртка.

— Пап, я деньги тебе принесла. Валюту. Вот, — вытащила из сумки не слишком толстую пачку стодолларовых купюр, перехваченных тем, чем я догадалась — шпилькой. — С тобой я не поеду. Я… я попрощаться пришла. Ты только найди, пожалуйста, возможность сообщить мне, где ты. А я придумаю, как тебя навестить. Со временем все наладится, я обещаю. И ты сможешь вернуться. Жить под своим именем, и мы будем рядом.

— Дочь…

— Ты только не теряйся больше, — шмыгнула я носом. — Прости, что не еду с тобой. Просто я хочу остаться с ним.

Да. Хочу. Несмотря на то, что иногда Марат ужасен, я люблю его. Не понимаю только, за что именно, и как у меня вообще получается его любить, но люблю. Так, что горло спазмом перехватывает.

— Ты из-за него плакала, или из-за меня? — папа подошел, и приподнял мой подбородок, вглядываясь в лицо.

В глаза мои краснющие. Я рыдала, да. Когда Марат ушел в такой момент. Сто раз говорила себе, что не ждала радости, но, дьявол, я именно её и хотела! Чтобы поцеловал, чтобы обнял, чтобы сказал, что всё будет хорошо. И что он счастлив, ведь я ему ребенка подарю.

— Из-за себя я плакала, и только из-за себя. Деньги, пап, — затолкала пачку в его карман. — А тебе ехать пора. Если долго буду «в туалете», то меня хватятся. Езжай!

Хотела подтолкнуть отца, но повисла на его шее. Люблю я папу. Всегда гордилась им, ждала одобрения. Отношения очень сложные у нас были — с его стороны были придирки, вечное недовольство, контроль… а еще неожиданные побудки, когда папа решал устроить мне сюрприз, рыбалки, матчи, походы по кондитерским втайне от мамы… Хорошее и плохое было.

— Может, со мной, все же? — тихо спросил он. — Здесь я не смогу тебя защитить.

— Меня другой защитит. Не беспокойся за меня. Марат… он меня не обидит. Себя береги, а не меня, пап.

Я все еще не могу отлипнуть от отца. Хотя надо бы возвращаться тем же путем, и отпустить. Но… сложно.

— Ты прости, милая. Прости меня и маму. Не должны мы были тебя матери отдавать. В работе были, молодые, не знали особо, что с ребенком делать. Ты с нами должна была расти. Да и потом, как уехали… я многое неправильно сделал, а уже не исправить.

— Ты со мной прощаешься? — подняла на папу возмущенный взгляд. — К чему эти «прости»? Да простила я давно! Жили как могли, получше многих, кстати. Давай, уезжай, и найди способ сообщить мне, где ты. Если не сообщишь, то… пап, я ребенка жду, и психовать буду. Имей это в виду. Если хочешь меня поберечь, то устроишься в безопасности, и мне сообщишь. Всё, уходи, уезжай…

Дважды толкнула папу в грудь, но ему, как и мне, кажется, очень тяжело прощаться. Но надо. Обязательно надо.

— Я сообщу тебе, где я, — папа отошел от меня, и снова обернулся. — Еще не поздно. Едем вместе! Едем, Алика…

Я хотела снова попросить его уйти, но не успела. Папины глаза расширились, я обернулась, запоздало сообразив, что слышала хлопок двери, и увидела троих мужчин.

— Алика Владимировна, вас ждут, — меня банально обхватили под грудью, и потащили в стоматологию.

А папа остался. Там, позади меня. Я хотела крикнуть, чтобы поторопился, но… они же не могут знать, что это мой папа. Или могут? Нет, он в капюшоне, он неузнаваем сейчас.

— Отпустите, — пропищала. — Там… мой знакомый, я просто попрощаюсь с ним, махну рукой, и всё. Да отпустите же! Вы что себе позволяете! Отпустите! — зарычала отчаянно, так как мужчина продолжил тащить меня по коридору.

И только когда я заплакала, он опустил меня на ноги, но не отпустил.