Порочные намерения

Эм стояла совершенно спокойно, с одной стороны, стараясь подавить реакцию своего тела, с другой — наслаждаясь ею. Когда ей разрешалось просто быть, просто чувствовать, и только? Но сейчас все скрутилось вместе — компромиссы, на которые она пошла, продав часть себя, ужас перед одиночеством и отсутствием друзей, унизительное насилие, страх той ночи, когда стук в дверь детской навсегда развеял ее невинность…

Не было способа отбросить все это, как слишком тесную кожу. Можно было только сложить все и спрятать в шкатулку и отложить в сторону. Впрочем, у нее нарастало ощущение, что довольно скоро во всем мире не найдется такого большого сундука, в который можно было бы поместить все это.

И вот она стояла неподвижно, в то время как сердце у нее билось все быстрее. Странное, но хорошо знакомое ощущение жаркими волнами прокатывалось по ее конечностям, пока Варкур методично занимался лифом ее платья.

—Надеюсь, на этот раз у вас нет намерений разбить мне голову, — сказал он. — Вы уже запустили в меня лампой, доской и подсвечником. Пока что мне повезло, и я уцелел, но такое везение не может продолжаться вечно.

— В данный момент у меня нет таких планов, — призналась Эм. — Но все может измениться.

Последняя пуговица вышла на свободу. Плотная тафта шелестела, когда он спускал лиф с ее плеч.

— Вы предлагаете себя, чтобы отвлечь меня, — сказал он, и что-то в его голосе заставило ее вглядеться в темные глубины его глаз.

— Вы говорите так, будто это вызывает у вас сожаления. — Она завела руку себе за спину и решительным жестом расстегнула застежку, на которой держалась юбка.

Варкур отошел от нее, и лицо его стало холодным.

— Вы удивительная женщина, — сказал он.

Горькая улыбка коснулась ее губ.

— Это редко звучит как похвала.

— Вы не можете не знать, что красивы. Было бы глупо не понимать этого, — сказал он.

Последние завязки, на которых держались нижние юбки, были развязаны. Пальцы Эм замерли, она наклонила голову. Она действительно красива — она знала это уже в детстве, когда Нянечка и горничные, прислуживавшие в детской, ахали над ее волосами и сетовали: какая жалость, что она не дочь их хозяев. Элис и Энн давно завидовали ей, весело и беззлобно, как свойственно закадычным подругам. Но под конец оказалось, что все это не имеет никакого значения, а конец для Энн наступил очень быстро, а Элис нашла свою судьбу сначала в бальном зале, потом в спальне новобрачной, а затем в могиле.

Жизнь Эм остановилась на пороге детской, потому что в мире для нее места не было. Красота — это достоинство для молодой женщины из хорошей семьи, но это опасность для той, у кого нет семьи, которая защищала бы ее. Она узнала слишком поздно, что имела в виду Нянечка, когда прищелкивала языком и повторяла: «Вот жалость-то!»

— Да, — согласилась она. — Я не глупа.

— Я знаю по собственному опыту, что девушки, обладающие хотя бы небольшой привлекательностью, ведут себя так, словно их телесное обаяние дает им нечто большее, чем просто земной статус. Почему же вы обращаетесь с собой так, словно ваше тело — не более чем козырь при заключении сделки?

— Они пользуются своей привлекательностью именно так, как это делаю я. Просто у них более высокие претензии — богатый муж и положение в обществе. Для меня эти дороги закрыты.

— А они были когда-нибудь открыты? — быстро спросил он, подойдя слишком близко к черте, и Эм забеспокоилась. Он окинул ее взглядом, и по телу ее побежали мурашки. — Что случилось? Что, Олтуэйт ограбил вас и погубил ваше доброе имя? Вас выгнали из дома, и вы в отместку украли его фамильную драгоценность?

Эм невольно отпрянула.

— Лорд Олтуэйт никогда не прикасался ко мне.

Варкур подошел ближе. В глазах его вспыхнула догадка.

— А что он вам сделал?

Эм хотела сказать «ничего», но слово это застряло у нее в горле.

— Перестаньте, — только и сказала она. Ее руки бессильно сжались, но она даже не заметила, что порез на ладони причиняет ей боль. — Перестаньте же.

И прежде чем она успела прореагировать, он схватил ее, поцеловал, заглушая губами ее протесты. Внутри у нее все сжалось, по коже побежали мурашки от предвкушения того, что произойдет, а корсет и платье внезапно превратились в помеху этим необычным чувственным ощущениям. Она схватилась за его воротник, пытаясь устоять на ногах.

«Это не те руки, на которые можно опереться, — сказала она себе предостерегающе. — Им нельзя довериться». Но хотя эта мысль и мелькнула у нее в голове, колени ослабли.

Варкур принялся стягивать с нее корсет.

— Не посмотреть ли нам, что еще есть в вашей шкатулке со штучками? — спросил он.

Эм покачала головой:

— Нет. Я достану чехол.

— Я предпочитаю свой. — Его рука скользнула по ее телу, освобождая ее от корсета и юбок. — Я хочу видеть вас обнаженной.

— Вы уже видели.

— Я хочу увидеть еще раз.

Теперь корсет не стеснял ее дыхания, но Эм дышала по-прежнему часто, и голова у нее все так же кружилась. Он был слишком крупный для нее — и слишком мощный. Почему же она хочет его так сильно? Или она стремится к самопожертвованию?

— Разденьтесь, — проговорила она хрипло.

Глаза его сузились, улыбка стала опасной.