Порочные удовольствия

Я сдерживаю слезы, держа в руке микрофон и опустошая легкие на последней ноте. Софиты гаснут, и на мгновение воцаряется тишина, а потом толпа взрывается. Я закрываю глаза и закусываю губу, беззвучно смеясь.

Вот оно.

Вот то, ради чего я живу. Ради этого можно вытерпеть все. Это чувство – одна из причин, почему я вошла в тот номер в отеле и спустя всего несколько часов вышла замуж за совершенного незнакомца. Потому что я не могла представить себе жизни без этого чувства.

Я откидываю голову и смотрю в темноту, а рабочие сцены поспешно убирают оборудование. Я глубоко вздыхаю, и мои мысли моментально переключаются на мужчину, ждущего меня за кулисами.

Я все время чувствовала на себе его взгляд. До сегодняшнего вечера, возможно, я беспокоилась о том, что Крейтон проведет весь концерт, наблюдая за мной и оценивая меня, но его поведение в комнате для приветствий все изменило. Меня поразило не только то, что он набросился на пьяного подонка, который решил, что ему хочется поцеловаться. Меня удивил поцелуй Крейтона после этого. Я ожидала от него поведения пещерного человека или чертова собственника, но то, что произошло, было совсем другим.

Он уже меняется, а я все еще не успела привыкнуть к тому Крейтону, которым он был в самом начале. Весь день он был таким, каким я не ожидала его увидеть. Сегодня он ни на секунду не пытался поставить во главу угла себя или свой бизнес. Он был рядом со мной и поддерживал меня.

Не жди, что это продлится долго, Холли. Сейчас ему все это внове. Но очень скоро эти отношения ему надоедят.

Он тридцатитрехлетний миллиардер; как он может довольствоваться тем, чтобы повсюду следовать за мной? У него целая империя, которой он должен управлять, и я не могу представить себе, как он будет делать это из автобуса. Но в душе мне хочется, чтобы эти наши гастроли продолжились подольше, чтобы я могла испытать его.

А потом живущий во мне циник – или реалист? – начинает мучить меня более насущными и тревожными мыслями.

Что, если ему не понравилось мое выступление? Что, если лучшее, что есть во мне, недостаточно хорошо для него? Тогда что я смогу ему предложить?

Эти сомнения прогоняют прочь мое воодушевление, ведь что еще я могла ему предложить? Мое смазливое личико и мою, по-видимому, волшебную вагину? Неужели он хочет только видеть меня с раздвинутыми ногами, но не хочет слышать?

Эти вопросы мелькают у меня в голове, и мой пульс учащается, пока наконец стук моего сердца не заглушает все звуки. Но, по крайней мере, он прогоняет звук маминого голоса, говорящего мне, что я никогда не стану никем иным, кроме как девочкой из трейлера, и неважно, на скольких сценах мне доведется выступать.

Один из рабочих случайно задевает мое плечо, и я возвращаюсь к реальности.

– Простите!

– Все нормально. Я помешала вам.

Я восстанавливаю равновесие и иду к краю сцены, стараясь укрепить готовые рухнуть стены моей уверенности и самоуважения.

Тысячи поклонников выкрикивают мое имя. Поют. Требуют продолжения. Что значит мнение одного мужчины по сравнению со всем этим? Но он не просто какой-то мужчина. Он мой муж.

Господи Иисусе! Зачем я сделала это? Я думала, что смогу выйти за него замуж и остаться равнодушной, но я уже позволяю мысли о его неодобрении разрушить ту малую толику уверенности в себе, которую я смогла с таким трудом себе внушить.

С Джесси мне не приходилось переживать из-за этого. Но я предпочла променять фальшивого бойфренда-гея на вполне настоящего мужа, который был мне явно не по зубам.

Я бросаю взгляд за кулисы и вижу Крейтона, облокотившегося о колонку. Все женщины поблизости глазеют на него, и я их не виню. Его руки скрещены на груди, и золотистый загар резко контрастирует с дорогой белой рубашкой. Темные волоски покрывают его мускулистые руки. И даже в джинсах, хотя я все еще поражена тем, что он их носит, он умудряется выглядеть до нелепости богатым плейбоем.

Его глаза неотрывно смотрят на меня, пока я обхожу рабочих, провода, колонки и инструменты, убеждая себя, что у меня нет причин испытывать комплекс неполноценности рядом с этим мужчиной. Но я сама не верю в это. Я ведь все еще в самом начале пути.

Мне отчаянно хочется узнать, что он думает о моем выступлении. Этот вопрос просто рвется из меня. Мне приходится сжать зубы, чтобы не выпалить его. Я не стану спрашивать. В моем мире это означает, что ты просто напрашиваешься на критику. Но несмотря на мою решимость, этот вопрос вырывается у меня, как только я подхожу к Крейтону.

Я улыбаюсь той улыбкой, которой улыбаюсь перед камерами в тот момент, когда мне хочется оказаться совсем в другом месте.

– Итак, что ты думаешь?

Он опускает руки и отталкивает колонку от себя. Мое сердце бешено колотится в груди, когда он приоткрывает рот, а потом снова закрывает его и молчит. Он делает шаг ко мне, хмуря брови.