Порочные

В тишине, в пустоте, в ничто и нигде. Внутри нас самих.

И оно приходит…

Сначала просто чувство, просто ощущение, что что-то не так, что что-то чужое и враждебное, очень агрессивное и сильное пробралось внутрь.

А потом вены начинают гореть, голова раскалываться, тело дергаться в судорогах. А потом мир превращается в ад.

Я не понимаю, что это, потому что боль слишком сильна, потому что дышать вдруг становится нечем, потому что во рту и горле все пересохло настолько, что каждый следующий вдох слышится как шелест старой бумаги в руках, потому что горят огнем легкие, горят вены и мышцы, кости, кожа, волосы. Тянет жилы, и сворачивается и скручивается моя кровь.

Я знаю, что мои глаза открыты, но ничего не вижу перед собой и ничего не слышу, даже собственных стонов, а они наверняка были, потому что невозможно не стонать, когда вот так… когда не знаешь, что тебя ждет дальше, но понимаешь, что все будет только хуже.

Я пытаюсь поднять руки, чтобы зажать себе рот, потому что, если мужчины за дверью услышат мой стон, все испортят, попробуют меня остановить, попробуют обязательно. А останавливаться мне нельзя. Это только начало.

Руки не слушаются, будто чужие, будто не мои, будто я не пользовалась ими очень долго и теперь не могу вспомнить, как это делать.

Но я заставляю, вынуждаю себя вернуть хотя бы частично ощущение собственного тела, стараясь полностью не выскользнуть из того ничто и нигде, где сейчас нахожусь.

Очень больно. Больно так, как никогда до этого не было, как я ни разу до этого не чувствовала, даже тогда, когда не могла еще контролировать свои способности.

Руки все-таки зажимают рот. И вместе с их прикосновением к губам я чувствую капли пота, скатывающиеся по спине, лбу, вискам и шее. Крупные, большие капли. Свет бьет по вдруг прозревшим глазам, звуки приборов — по ушам, усиливая многократно боль и жар, разрывающие голову.

И я не могу терпеть, я соскальзываю опять в ничто и нигде. Начинаю искать источник боли и того, что со мной сейчас происходит. И нахожу.

Это вязкий, темный, раскаленный сгусток чего-то непонятного, чего-то такого, с чем я никогда не сталкивалась. Он пульсирует и вибрирует, он абсолютно чужероден мне, он не может быть во мне, но при этом есть.

И я подхожу ближе. Мы подходим, касаемся его, окунаемся. Он ползет по лапам и рукам, по телу и груди, по лицу и морде, обволакивает, окутывает, опутывает собой, проникает в ноздри, пасть и рот, скользит внутрь, легко. Слишком легко для кого-то вроде меня, почти без усилий. И я с трудом вспоминаю, что сопротивляться этому темно-обжигающему ничто нельзя. Несмотря на то, что хочется, несмотря что орут, корчатся и требуют этого инстинкты и вся моя суть. Наша суть. И я терплю, позволяя укутать и опутать меня, нас, полностью. Волчица здесь сильнее и лучше меня знает, что делать, поэтому я полностью отдаю ей контроль, смотрю ее глазами, слышу ее ушами, ощущаю ее эмоциями.

А чужеродное нечто затопило почти полностью, и я начинаю захлебываться и задыхаться, тонуть. Этот сгусток спаян и слеплен с сутью другого волка так крепко, что их уже невозможно представить друг без друга. Он подавляет, и он агрессивен, потому что тот… другой волк никак не может его принять, потому что они, как соперники на ринге, как… как антибиотики и алкоголь, как кислота и щелочь, как кислород и углекислый газ. Без одного не было бы другого, но… но они никак не могут этого понять. И они убивают, уничтожают друг друга, отравляют.

Яд.

Этот яд сейчас отравляет меня.

Один из них свободен, другой взаперти. Один из них — инстинкты и чувства, другой — разум и логика. Один из них — ярость и боль, другой — свобода и свет.

Но тот, первый — сильнее, сильнее потому что вскормлен, выпестован и взращен. Другой подавлен и заперт.

И от этого еще больнее, потому что ярость причиняет боль. Ее так много, и она такая жгучая, что выедает меня, выжигает, затапливает, и нет сил ей сопротивляться, нет сил бороться, потому что надо дать ей выход, надо найти…

Ей не надо сопротивляться, ей надо позволить выйти, проникнуть в меня без остатка, полностью.

А потом найти что-то…куда можно излить…

Кого можно наказать… Кого… разорвать…

Это выше, больше, глубже и в тысячу раз сильнее меня, нас.

Я рычу, скалюсь, во что-то впиваются отросшие когти, боль выкручивает наизнанку, выковыривает и выскребает нутро кривыми, заточенными когтями, полностью вырывает меня из сознания.

Очень горячо, будто тело — в костре, будто угли — внутри.

Будто все вокруг горит и пылает.

Слышится хруст, скрежет, какой-то дикий, жуткий рев. А после оглушающая тишина и… свобода. И пелена перед глазами… Кровавыми подтеками.

Клокочет и ревет внутри пламя, поднимаясь из глубин, из самого дна, из той пустоты, из серости ничто, куда я прятала себя.

Я поднимаюсь на лапы, я так сильна, как никогда прежде. Во мне столько мощи, столько чудовищной, пугающей мощи, что я могу стереть в пыль все окружающее.

Что-то мерзко и низко пищит, что-то гудит, что-то трещит, слышатся удары о перегородку. Глухие, тяжелые, частые, какие-то звуки, непонятные, отрывистые, как крики неизвестных птиц.