Порочный 3

Видя, что сделали с прежде красивой женщиной, Салли испытывала отвращение, хотя она видела ужасные вещи в Тюрьме №13 и до того, как ее привезли в лазарет. Убийства происходили прямо у нее на глазах, но это было насилие заключенных над заключенными. Это почти всегда происходило быстро, кто-то появлялся, казалось бы, из ниоткуда, наносил кому-то удар заточкой, а затем исчезал в толпе.

Когда такое случалось, это, конечно, было ужасно, но молниеносность нападения и следующая за этим обычно быстрая смерть жертвы, в некоторой степени, было даже избавлением для пребывающих здесь людей. Через некоторое время к этому привыкаешь. Но это было по-другому. То, что сделали с Самантой Блэр, выходило за рамки насилия и переходило в область садизма и разврата, что застало Салли врасплох. Это было бесчеловечно. Это было зверство.

Это было чистое зло.

Другой женщиной была Агнес Фицджеральд, старуха, которая, насколько Салли знала, была самой старой заключенной Тюрьмы №13. Агнес десятилетиями работала на кухне блока "D". Несколько месяцев назад охранники ворвались в кухню и забрали нескольких поваров и посудомоек. Как всегда, никаких объяснений не последовало. Никого из них больше не видели.

До сегодняшнего дня.

В отличие от Саманты Блэр, тело Агнес не было так изуродовано. Физически она выглядела целой и невредимой. За исключением, разве что, длинного, зашитого разреза на левом виске. Пустота в глазах и приоткрытый рот, из одного уголка которого стекала слюна, привели Салли к выводу, что ее подвергли лоботомии. Еще большей загадкой для нее было то, почему старуху так долго держали в живых.

Салли решила, что никогда не узнает ответа на этот вопрос. Не то чтобы ее это волновало. Ей нравилась Агнес - всем нравилась - но для нее ничего нельзя было сделать. Ее собственное благополучие было единственным, на что ей было не наплевать и, судя по тому, что она видела, ее перспективы выглядели мрачными.

Через несколько минут в лазарет притащили еще одного "пациента". Эту женщину Салли не знала, но у нее была самая потрясающе привлекательная внешность, которую она когда-либо видела. Даже Саманта Блэр до деконструкции выглядела бы по сравнению с ней простовато. В отличие от других пациентов, которые были одеты в больничные халаты, великолепная блондинка была в стандартном оранжевом комбинезоне, только что прошедшего дезинфекцию заключенного.

Она была окружена охранниками, которые, казалось, настороженно смотрели на нее, что было странно. Несмотря на их явное беспокойство, новая заключенная была совершенно спокойна и выглядела уверенной в себе. Она стояла в противоположном конце медпункта, глядя прямо перед собой, пока медсестра в синей униформе делала ей несколько прививок. Через несколько минут этот этап обработки новой заключенной был закончен, и охранники вывели ее из лазарета.

Медсестра тоже ушла, оставив Салли на некоторое время фактически в одиночестве. Она решила, что пустые оболочки, которые когда-то были Самантой и Агнес, не считаются настоящей компанией. Это было очень плохо. Ей не помешало бы отвлечься на разговор. Это отвлекло бы ее от ужаса, сковавшего ее изнутри и мыслей о своей судьбе.

Случайные взгляды на неподвижную Саманту будоражили ее воображение еще сильнее, заставляя сердце в ужасе сжиматься. Она пыталась заставить себя не смотреть на нее, но соблазн был непреодолим. Дольше всего ее взгляд задерживался на местах, где были отрезаны конечности, на этих гротескных ранах и прижженной плоти, которые плохо заживали. Ее правая нога была отрезана по колено. Из культи сочился белый гной с зеленым оттенком. От этого вида у Салли скрутило живот, но она не преминула бросить еще один взгляд в сторону изуродованной женщины.

Так продолжалось до тех пор, пока она снова не повернула голову в сторону Саманты и не увидела глаза женщины без век, смотрящие на нее. Неестественное состояние этих глаз, эти выпученные глазные яблоки вызвали у Салли первобытный страх, и она испуганно вскрикнула, дернувшись на кровати так, что наручники впились в ее запястья, инстинктивно пытаясь отстраниться от находящегося перед ней ужаса.

Она успокоилась только тогда, когда поняла, что в пустом взгляде Саманты нет ни малейшего проблеска сознания. Женщина не повернула голову, пытаясь посмотреть на Салли. Она по-прежнему смотрела в никуда, только теперь не вверх, а в ее сторону. Черты ее лица оставались безучастными, рот был приоткрыт, из уголка которого тянулась нить слюны.

Время тянулось. Минуты проходили, превращаясь в часы. Девушка следила за временем по часам, висевшим на стене напротив нее. И с каждой прошедшей минутой ее мысли наполнялись воображаемыми ужасами. Она представляла себе, как эти нацистские ублюдки отрезают ее конечности ржавыми пилами, причем эти зверства, конечно же, будут проводиться без анестезии. Боль будет неимоверной, такой, какую она даже представить себе не может.