Порочный абсурд

— Вот! То-то же! ― словно обрадовавшись ответом сына, сказал Жабадушев.

— Да как вы смеете оскорблять мою дочь? ― взбудоражился Василий Антонович, ― Тогда я тоже скажу, что ваш сын ‒ невоспитанное хамло!

— Закрой хайло! Будешь мне тут о воспитании говорить. Сам-то посмотри, кого воспитал! ― моментально проорал в ответ Жабадушев старший.

Николай Петрович не проявлял никакого уважения к гостю, даже не смотря на его должностное положение. Он считал его своим врагом. Происходила настоящая перепалка. Жабадушев так гневался, что его спина вымокла от пота насквозь. У Василия Антоновича сильно потел лоб, часто исторгая массивные капли влаги, текущие с висков по его щекам, шее.

— Да вы… Во рту у вас Мамай прошёлся! Беспорядочно говорите только гадости одни! ― с возмущением вымолвил Карамельников.

— Что?! ― взбунтовался Николай, ― И это ты, рожа, будешь говорить мне о беспорядке? Да ты посмотри, ирод бестолковый, во что ты село за четыре с половиной года превратил! Повсюду грязь, мусор, никто ничего не убирает. Все дороги разбиты от старости, все тропинки заросли. Скамейки и лавочки сгнили, посидеть не на чем! Всё твои лень и нежелание работать, дармоед! А в Гадюшке полный бардак…

— Извольте, ― не задумываясь, стал отвечать Василий, ― Вы, Николай, и копейки в село и не вложите, вот вам крест! Ваша жадность сожрёт вас, и будет Гадюшка в таком же беспорядке и застое! Я уверен, что даже если после меня ленивого на это место взойдёте вы, ничего не изменится, потому что вы, Николай, ‒ старый скупердяй!

— Да я тебя щас! ― заорал он, схватив самого жирного карася.

Жабадушев встал и, мгновенно нацелившись, со всей силы шлёпнул самым толстым карасём остолбеневшему Карамельникову по щеке. Да так шлёпнул, что весь жир, масло брызгами расплылись по лицу гостя и густыми каплями стекли и впитались в его пиджак. Николай Петрович гневно полез через весь стол к Василию, желая набить ему морду.

— Нахал! Да как вы посмели на меня, градоначальника! ― оробел Василий.

— Сейчас я с тобой здесь и покончу, градоначальничек чёртов! Ты меня достал, ― схватив Карамельникова за воротник, гаркнул Николай.

— А ну тихо! Прекратили оба! ― прокричала ошарашенная Аллочка, когда, забежав в гостиную, увидела до чего дошёл конфликт.

Мужчины потупили взгляд и, словно провинившиеся дети, присели обратно на свои места.

— Два взрослых человека, а довели до такого… Кошмар! Ты, Николенька, со своей грубостью! Не даёт она тебе жить, постоянно всё тебе не так! ― раздосадовавшись, говорила она.

— Не надо делать меня единственным виновником…

— А вы, Василий Антонович, ну что ж не перестали с этой темой, а всё больше подзадоривали злость в моём муже?

— Аллочка, но ведь я… Я ведь лишь посватать дочку-то, ― невинно ответил Карамельников, ― Говорил же Николаю, что она уже не такая.

— Хватит уже трепать про свою корову!

— Николенька! Опять ты за своё?! ― раздражённо прозвучало от женщины.

— Молчу…

— Вот пойди с Василием до его дома да посмотри на дочь его, изменившуюся, чем ругаться тут, ― предложила Алла, ― Верно, Василий Антонович?

— Верно! И впрямь, пошлите, Николай, я вам докажу, ― оттирая ладонью жир от щеки, ответил Василий, ― Пошлите сейчас же!

Николай Петрович нехотя встал и пошёл к выходу. Мужчины обулись и вышли на крыльцо, а Алла Фёдоровна проговорила:

— Василий, вы уж извините, пожалуйста, моего мужа… Мы вам обязательно возместим заляпанный пиджак.

— Ага, щас! ― выпучил глаза Жабадушев.

— Тихо, Николя! ― топнув ножкой, пригрозила женщина.

— Не беспокойтесь, Аллочка, всё хорошо! ― позитивно произнёс Карамельников.

— Может быть, вам дать надеть что-то другое? Всё-таки по улице идти с жирными пятнами… ― предложила она.

— Алла! ― намекая, сказал Николай, и, схватив Карамельникова за руку, потащил его от Аллы подальше.

— До свидания, Аллочка! ― крикнул Василий.

— До встречи, Василий Антонович! ― послышалось в ответ.

Жабадушев, отойдя от своего жилища на несколько десятков метров, отпустил неприятеля, после чего они оба направились к дому Карамельниковых.

По пути вокруг них царила нелепая тишина, пока Николай не начал разговор:

— Ну, так ты слышал, что моему сыну твоя дочь даром не нужна?

— Слышал, ― ответил Карамельников, торопливо шагая в сторону дома.

— Так и что ты тогда пытаешься мне доказать, тугодум? ― строго спросил Жабадушев.

— Тугодум здесь ‒ вы, Николай… Говорю же вам, Дашенька моя сейчас, точно хворостинка, просто не узнать!― объясняя, ответил Карамельников.

— Не верю я тебе, бесстыжий, и не собираюсь верить! ― всунул руки в карманы Николай Петрович, грозно шагая, ― Твоя дочь, никому не нужна, её все боятся! Какая свадьба?! Василий, очнись!

— Никому не нужна?! ― взбудоражился Василий Антонович, ― Да сейчас кого угодно спросим, так они мою Дашу с руками и ногами заберут, и упустите вы своё счастье!

— Ха-ха! Кого? Бездомного бродягу спросим?

— А вот и нет, ― остановил насмешки Жабадушева Василий, ― Семью Выпендрюков!