Порочный ангел

— Позвольте, — прервала его Элеонора, и ее голос окреп. — Ни о какой угрозе я ничего не знаю, я отрицаю свое участие в этом. Для чего мне шантажировать вас, если есть неоспоримые доказательства рождения моего ребенка? Почему я не могу потребовать титул и деньги, будучи вдовствующей графиней? Более того, для чего все это, если ребенок вообще не ваш внучатый племянник?

— Но акт о крещении…

— Это маленькая хитрость, чтобы ребенок не оказался без отца, — уже не заботясь о словах, сказала Элеонора.

— Вы хотите сказать, что ваш ребенок незаконный и был зачат после смерти моего племянника? Я не могу поверить. Насколько я понял вашу натуру…

— Мне очень жаль, что ваше длинное путешествие оказалось напрасным. Извините, что я не могу вас отблагодарить, связав себя с вашим именем с помощью ребенка. Но отец ребенка — не Луис де Ларедо.

Старик покачал головой.

— Может, вы боялись, что его у вас заберут, если вы предъявите права на титул? Я думал, что вы и этот сеньор Кроуфорд надеялись удержать дитя и вымогать деньги, получив свою часть пирога, как говорят англичане.

— Вы можете делать свои выводы, Дон Эстебан, относительно меня как матери слишком осторожной или как о чудовище, способном использовать ребенка в качестве инструмента для шантажа. Но вы не получите его ни в том, ни в другом случае.

— Возможно, нет, — с достоинством сказал старик. — Но я должен вас просить открыть мне имя отца ребенка, человека, к которому вы бросились сразу после венчания, не успев овдоветь. Я надеюсь, что вы предоставите мне это важное доказательство в знак доброго отношения.

Невольно Элеонора посмотрела на Гранта, надеясь в глубине души, что он выскажет претензии на отцовство. Но он ответил ей спокойным взглядом. Странно, что он позволил Дону Эстебану учинить такой допрос. Терпеть обвинения в ее адрес в присутствии посторонних — не в его характере. Наедине — другое дело. Ребенок, которого она прижимала к груди, почувствовал нарастающее напряжение и заволновался.

Ответом на вопрос явилось вмешательство третьего мужчины, заговорившего в наступившей тишине.

— Мне не нравится этот вопрос, — сказал полковник Генри преувеличенно недовольным тоном. — И, кажется, леди он тоже не нравится. Более того, я возмущен — как вы можете стоять здесь и предъявлять обвинения ангелу, всеми уважаемой Элеоноре? Я думаю, мне следовало бы выставить отсюда вас обоих. Но в то же время я подумал, что смогу кое-что рассказать вам, пусть это прольет немного света. Да, сэр, я очень рад, что вернулся сюда и выяснил, хотела ли мисс Элеонора видеть вас обоих, а не пошел выпить в свой кабак, потому что у меня есть нечто для вас интересное.

Произнося эту тираду, полковник Генри двинулся во внутренний дворик и прислонился к каменной стене возле увитой зеленью беседки. Левую руку он плотно прижал к животу и шел, чуть наклонившись вперед, но лицо его обрело уже здоровый цвет. Недели через две он сможет вернуться к своим обязанностям. Томас Генри начал:

— Каждый вечер последней недели я хожу в «Заведение на перепутье», чтобы Элеонора немножко отдохнула от вида моей отвратительной физиономии. Я видел там этого Кроуфорда. Пару дней назад я слышал, как он упомянул имя мисс Элеоноры. Мы стали говорить и пить, пить и говорить, и чем больше пили, тем больше он угрожал и хвастался тем, что может сделать все, что захочет. Он сказал, что на все готов, лишь бы стать лордом. Он был на грани помешательства, поскольку Элеонора не сделала ничего из того, на что он надеялся, и он зря потратил месяцы, крутясь вокруг нее и ожидая, когда она станет к нему благосклонной. Он рассказывал, как она сходит с ума по своему отродью, прошу прощения, мэм, и что она боится его потерять, если его заберут богатые испанские родственники, и выражал все это такими словами, которых не услышишь даже от простолюдина. И я решил преподать ему урок хороших манер, что и сделал. Но, боюсь, он был так пьян, что ничего не понял. Он снова явился в кабак вчера вечером, и, думаю, он и сегодня там, кто хочет — может его найти.

Грант повернулся к Элеоноре.

— Это правда?

От звука его голоса она задрожала всем телом. Не в состоянии говорить, Элеонора кивнула, надеясь, что он ей поверит.

Грант не сказал ни слова, посмотрел на ребенка, повернулся и вышел быстрыми шагами. Элеонора поймала его решительный взгляд. То же самое выражение она часто замечала на лице сына.

Полковник Генри не замешкался.

— Извините, мадам, — сказал он и поспешил за Грантом.

— Куда вы? — в отчаянии воскликнула она.

— На бой, конечно. Я ни за что не пропущу такое зрелище даже ради моргановской лошади или новой пары морских котиков.

— Сеньора? — в смущении спросил Дон Эстебан.

— Боюсь, — ответила Элеонора, слабо улыбаясь, — что полковник Фаррелл собрался встретиться с мистером Кроуфордом в кровавом бою, или, как говорят, на суде чести.

— А, дуэль, насколько я понимаю? — спросил он.

— Более того, я думаю, это возмездие. — Она сказала это с таким отсутствующим видом, что он поклонился и больше не задавал вопросов.